Меня одели в специальный корсет. После бурной ночи синяки под глазами закрасили рисовой пудрой, захваченной опытной мадам Вернон специально для взволнованной невесты. Так, как "всем известно, что девушки перед свадьбой от волнения не могут заснуть"! Истинная правда! Им просто не дают разные негодяи!
Вся эта суета проходила молча, девушки сосредоточенно работали иглами, мадам что-то обдумывала, Бетти подсовывала мне крошечные кружечки с кофе, чтобы я не уснула, бабушка ушла одеваться...
Надушили меня восточными эфирами бабушки и стали натягивать прочие аксессуары, драгоценности, перчатки и наконец, туфельки - на довольно высоких каблуках. С моим ростом? И куда это годится!
Сейчас меня Артур увидит и решит, что ошибся с избранницей, невеста будет явно выше его! Но смеха не получилось, а на мое квохтанье с закрытым ртом, никто внимания не обратил.
На голове был изысканный убор из белого атласа и кружев в виде веночка с вуалью, поэтому прическу сделали простой, а не то, не дай Бог, выйдет вульгарно от нагромождения красоты на красоту.
Когда я уже была в полной готовности, к нам поднялся дворецкий.
Рольф сообщил, что после завтрака записку графу отправил самолично и фамильярно подмигнул. Я подмигнула в ответ, вызвав недоумение у девушек поправляющих драгоценные украшения, которые нужно было крепить к платью только на мне.
Они, вероятно, решили, что у меня роман с нашим пожилым дворецким, я вновь захихикала, чем испортила все старания швеи сроднить мое платье с последним бантиком.
Когда я была целиком и полностью готова небольшие фарфоровые часы на камине пробили одиннадцать. Бабушка, тоже при всем параде, уже ждала меня в гостиной, нервно хлопая лорнетом по своей ладони. Осмотрев меня добрым взглядом с ног до головы, оценила:
- Джулиана, выглядишь восхитительно!
- Благодарю, бабушка!
Миссис Торп и Миссис Батлер тоже выразили свое восхищение, Миссис Торп вздохом и всплеском рук, Миссис Батлер теплыми словами.
Хотелось ответить на все похвалы: "Я так устала, что мне уже все равно", - но это было бы хамством по отношению ко всем старавшимся сотворить для меня настоящий праздник.
Наконец, мы уселись в новую карету, поспешно украшенную живыми белыми цветами и отправились в храм. Мои руки от волнения стали ледяными, я посматривала на нервную Бетти, сидевшую рядом с бабушкой и размышляла, как мне теперь быть дальше.
С Артуром непонятные отношения, которые не затянутся...
Тут меня от сложных раздумий отвлекла бабушка, выспрашивая детали возвращения и встречи в подвале с Гарретом. Рассказывая графине почти все как было, я забыла, о чем волновалась, садясь в экипаж.
Но потом по дороге я вновь обеспокоилась, словно выходила замуж раз и навсегда. Тут-то я поняла, почему платят такие большие деньги историкам-практикам.
Это сколько надо вложить души и сил, чтобы выполнить подобное задание не всерьез! Я ведь не заблуждалась на этот счет, мне как новичку дали самое легкое задание из всех возможных.
Но как же это больно... Жить, чувствовать и в то же время осознавать, что это просто работа, изображая, будто принимаешь в этом настоящее участие.
Наконец закончились мои грустные размышления - мы прибыли.
Этот район, один из самых старых в Лондоне. И древняя церковь, впитавшая в себя всю историю Британии, просто потрясала воображение...
Спустившись из кареты с помощью грума, мистера Гарри, у которого на лице были слезы, мы с бабушкой медленно прошли в храм... где у алтаря нас уже ждал Артур. Позади него стояли две женщины: его матушка и его тетя, судя по схожим чертам лица. Семейство Клифтон во главе с леди Агатой прибывшее по просьбе бабушки, тоже уже сидело в ожидании. Девушки, Алекс и сама виконтесса счастливо улыбались, все кроме грустного виконта Клифтона, который должен был сопровождать меня к алтарю вместо отца.
Подавив панику и волнение, под руку с бледным лордом, я с достоинством прошла к жениху.
Артур, смотря на меня, счастливо улыбался, разрушая всем известные мифы об английской сдержанности.
Артур
Вернувшись в Лондон, при входе на крыльцо своего дома я обнаружил замерзшего паренька с посиневшими и дрожащими губами - посыльного со свадебным костюмом от Уэста.
- Неужели тебя не впустили? - вяло спросил я, сочувствуя молодому парню, так как сам замерз и устал как последний бродяга.
- Впустили... а затем выгнали, сославшись на то, что уже ненужно и свадьбы не будет... Но как я вернусь к хозяину, он ведь не поверит мне...
- Это шутка такая, заходи...
А в гостиной я застал записку от графини Торнхилл о том, что Джулиана дома, с ней все в порядке и в данный момент она готовится к нашей свадьбе.
После насмешки Эдмонда насчет ее отъезда, уже не мог предположить, где бедная девушка... От облегчения меня зашатало... я тут же приказал сделать мне ванну с горячей водой и обильный завтрак с мясом.
Закончив с первоочередным - искупаться и поесть - я стал сосредоточенно собираться.
Наконец одевшись под довольные вздохи старика Джона, кстати немного поднявшие мне настроение, я сел в гостиной в ожидании матушки с тетей.
Из-за вынужденной спешности, мы ограничились приглашением только самых близких родственников. Но несмотря на то, что свадьбу готовили второпях, она станет самым заметным событием малого сезона этого года. Лондонские гостиные еще не один месяц будут гудеть, в подробностях обсуждая столь поспешный брак.
На венчание прибудет тетя и... все. Того подлеца, так никто и не видел... Вместо "друга Клея" в свидетели я пригласил престарелого Джона, надежного старого слугу, заменившего мне отца.
Он так был счастлив! Растроганно поблагодарив меня за честь, оказанную ему приглашением, Джон удалился подготовиться к торжественному событию... Я же радости не ощущал...
Усталость и разочарование...
* * *
Наконец, мы в храме.
Мы приехали рано и попали на воскресную службу, так как свадьба должна была быть сразу после ее окончания.
В храм я вошел подавленный, все думая про себя о предательстве Эда и страданиях выпавших на долю Джил. Под белой перчаткой мучительно болели костяшки пальцев правой руки, отбитые об "друга".
Первые минуты, стоя в церкви, наблюдая за заполнявшими храм прихожанами, я ждал, когда в душе появится холодный страх в ожидании семейных кандалов. Но все было иначе, чем все эти годы рисовало мне мое воображение.
Во рту пересохло, от лица отлила кровь, как у юноши, который боится, что в последнюю минуту невеста ему откажет.
Тяжелые думы гнетом лежали на душе, но когда раздался последний гимн, в груди стало расти ликующее чувство и незаметно для себя я начал подпевать, нимало не смущаясь своего надтреснутого голоса. Мы пели "Богородице Дева - радуйся, и паки реку радуйся"; при всей простоте звучавшего призыва нельзя было не внять ему.
