Кость вошла легко, видать, ее хозяин прогнил изнутри изрядно. Дамп издал горлом нечто нечленораздельное, но боевую косу из руки не выпустил, просто замер на мгновение, осознавая произошедшее. Вот ведь сука! У самого кость в горле, причем своя собственная, а он воевать лезет. Ну н-на тебе, воин, еще раз, да по тому же месту!
Сделав шаг назад, я сделал резкий мах ногой вверх, словно рассекающий удар по яйцам бил. Но стучать дампу в колокола было опасно — вдруг они уже отвалились, и мутант, ничего не почувствовав, начнет кромсать меня своей косой. Потому бил я беспроигрышную «коронку», не раз выручавшую меня в сложной ситуации. А именно — в подбородок носком берца, вернее, его окованным сталью рантом. Штука сногсшибательная в прямом смысле этого слова, даже для тех, у кого подбородок отсутствует.
Хрясь!
Я прямо почувствовал, как челюсть дампа вошла в мозг хозяина. Гнилая голова резко откинулась назад, и мутант грохнулся навзничь. Его ржавая коса взлетела вверх, описав в воздухе замысловатый крендель, и упала уже где-то далеко за моей спиной. Далеко потому, что я уже несся ко второму караульному, на бегу выдергивая из ножен «Бритву».
Кабы получилось убрать первого дампа по-тихому, второй, скорее всего, даже не чухнулся бы. Потому как стоял далеко, всем весом повиснув на своем копье. Небось дрых стоя, как любой другой караульный всех времен и народов, причем неважно, что у него в руках — какое-нибудь средневековое пырялово, винтовка или плазмоган далекого будущего. Один хрен будут клевать носом на посту, чудом не стекая вниз по древку или стволу. Извечная проблема рано встающей и вечно невысыпающейся охраны.
Короче, было у меня несколько секунд для того, чтобы максимально сократить расстояние. В своем мире знавал я одного парнишку из Молдавии, мастера метать не только любые ножи, но даже строительные уголки с расстояния десять метров, попадая при этом в виноградный лист. Я — не он, я другое хорошо умею. Да вот только шуметь огнестрелом у порога вражьей цитадели, мягко говоря, неразумно. Вот я и бежал огромными прыжками, сокращая расстояние… и чувствуя при этом — не успеваю.
Дамп оказался шустрым. За то короткое время, пока я проводил пластическую операцию над его товарищем, копейщик успел очнуться от комы, сориентироваться на местности и принять решение. Правильное или нет — пока не знаю. Во всяком случае, орать и звать подмогу он не стал, как и его товарищ, решив обойтись своими силами. Наверно, проспал нашу дуэль и тоже решил, что одинокий хомо — не слишком серьезная проблема для того, чтобы звать сородичей на подмогу.
Приняв стойку, достойную резца Родена, дамп широко размахнулся, готовясь метнуть в меня копье. Уверен, зараза, что не промахнется. И ведь правильно уверен. При достаточно сильном броске хрен я отобью его двухметровую металку. И с линии броска уйти не успею, так как сам бегу по этой линии, и расстояния между нами — метра четыре, не более…
Ковбои в каком-то кино, помнится, весь фильм так стрелялись. Кто быстрее — тот и прав. Вот мы с дампом и отработали так же, как те коровьи пастухи с «Кольтами». Он копьем, а я «Бритвой», особо не надеясь на попадание, — попробуй попади ночью, да еще на бегу. Метнул «на контур», метя в верхнюю часть туловища. Авось хоть рукоятью в башку попадет, нож-то у меня тяжелый…
Не знаю, как я, а дамп попал, хоть я и попытался одновременно с броском ножа уйти в сторону… Получилось неважно. Я почувствовал, как левое плечо рвануло назад, и как в том плече словно натянутые веревки рвутся…
Ох, как плохо! Пока не больно, как и от любого ранения холодняком, не задевшим крупный нервный узел. Но скоро будет мне небо в бриллиантах королевской огранки! Через полминуты примерно, до того как мозг осознает масштабы разрушений и примется сигнализировать о том, как всё хреново. Будто я без него не знаю…
Когда стрелять не рекомендуется, это не значит, что автомат становится бесполезен. Особенно старый добрый АКМ с деревянным прикладом и стальным затылком, которым в случае большой надобности можно уделать противника не хуже, чем окованной железом дубиной. Что я и сделал, добежав до застывшего на месте копьеносца и зарядив ему прикладом в обмотанный тряпками торец.
Оказалось, можно было и без этого обойтись. Дело в том, что дамп застыл на месте, пытаясь вытащить из горла мою «Бритву». Получалось это у него неважно — клинок застрял в шейных позвонках. И тут я со своим автоматом… В общем, не получилось у мутанта ничего. Грохнулся он навзничь так же, как его напарник минутой назад. И как-то так получилось, что «Бритва» оказалась у дампа в руках, а отделенная от тела голова покатилась, подпрыгивая на кочках. В общем, бывает. Трофей достал, а головы лишился. Типично жизненная ситуация.
И тут я заскрежетал зубами, грозя мерзким звуком переполошить обитателей мрачного здания. До мозга доперло, что плечо у меня распорото не на шутку, и он включил сигнализацию. Предполагаемое бриллиантовое небо возникло перед моими глазами незамедлительно. Я закусил губу, накинул на себя ремень, перебросил автомат за спину и буквально выдернул из наплечного кармана шприц-тюбик. Торгаш на базе маркитантов бил себя пяточными мозолями в грудь, клянясь, что в шприце чистый морфий. Очень надеюсь, что барыга не наврал, а то ж я не поленюсь прошвырнуться на досуге на северо-запад и рассказать, как мне было весело этой ночью. С наглядными примерами, которые возникают незамедлительно, если ударить по брехливой голове чем-нибудь тяжелым.
Сделав укол, я только мельком глянул на плечо, прежде чем экстренно наложить на него бинт. Сказать, что там всё неважно, — лучше промолчать. Копье конкретно распороло средний пучок дельтовидной мышцы, удивительно, что рука еще двигается. Но это ненадолго. А если копье было нестерильным, да та нестерильность попала в рану, то и совсем труба. В условиях этого гостеприимного мира проще приставить ствол к подбородку и нащупать большим пальцем спуск автомата. Но это всегда успеется. Прежде я должен убедиться, что все арбалетчики в этом здании отправились охотиться на небесных хоммутов в Край вечной войны.
Странная все-таки зверюга человек. Вот накрыло меня горе нереальное, от которого в петлю влезть — раз плюнуть. Но как только начинается вокруг меня активная резьба по плоти, в том числе и по моей, так остается только сама цель, без признака сторонних эмоций. То есть жену мою убиенную жаль, конечно. Но не до слез, соплей и иных выделений, характерных для рода человеческого в таких случаях, а до холодной ярости, при наличии которой мозг работает четко, ясно и бесперебойно, всё ради цели моей — может, для кого и безумной, а для меня сейчас единственно важной.
Кто-то скажет, сидя под кондиционером и потягивая пиво из холодильника, — вот, мол, дурак, один против толпы полез ради мести. Человека-то не вернуть, а своя задница всегда роднее чужой… Ага, дурак я и всегда им был. Как и все, кто идет на войну, понимая, что и пристрелить может, и горло перерезать, и кожу с живого снять медленно при допросе. И как те, кто рискует влюбиться в девчонку без памяти, осознавая, что однажды могут ее потерять. Но когда такой дурак, вдобавок войну прошедший, а то и не одну, вдруг свою любовь реально теряет, никто его действий последующих понять не сможет, даже он сам. А вот убийцы той любви поймут и прочувствуют непременно. Такая вот у нас, дураков, на всю голову контуженных, парадоксальная философия…
