Нана проснулась от собственного смеха и увидела, что Антона
рядом нет. В первый момент даже испугалась, потом прислушалась: из ванной
доносился шум льющейся из душа воды. Она не стала вылезать из постели, лежала,
блаженно потягиваясь, и глупо улыбалась. Потом вспомнила об убийстве Катерины,
и улыбка сразу потухла, но уже через несколько секунд снова вернулась, и Нана
ничего не могла с этим поделать. Что же с ней творится? Она должна быть
серьезной, озабоченной, даже, может быть, трагичной, ведь человека убили, и не
так чтобы очень уж постороннего. Конечно, Катерина Нане Ким никто, очередная
подружка брата ее начальника, седьмая вода на киселе, но все-таки они были
знакомы, да и вообще, когда человек умирает, все должны горевать и никто не
имеет права быть счастливым. А вот она почему-то счастлива. Как начала
радоваться во сне, так до сих пор остановиться не может.
Нана протянула руку, взяла с тумбочки мобильник, проверила,
не было ли сообщений от Никиты. Сообщение было, совсем коротенькое: «У меня все
получается! Ура!» Слава богу, хоть у сына все в порядке.
– Ты встаешь или еще будешь досыпать? – Антон
стоял в дверях спальни, обмотанный полотенцем, с мокрыми волосами и чисто
выбритым лицом.
– А который час? – лениво спросила Нана.
– Половина шестого. Если ты со сна плохо соображаешь,
то уточняю: вечера.
– Есть хочется, – невпопад сказала она. –
Давай позвоним бабе Вере и позовем ее в гости. Она блинов напечет. Очень
хочется блинов, причем много, досыта, с медом, с вареньем и со сметаной. А?
Давай?
– Давай, – улыбнулся Антон. – А как же твоя
диета и твоя фигура?
– А черт с ними, – легко и радостно рассмеялась
Нана. – Ну, будет у меня талия на пять сантиметров толще или даже на
десять. Ты что, готов меня бросить из-за этого?
– Я тебя не брошу, даже если ты будешь весить тонну.
Что с тобой, Нана? Ты сегодня на себя не похожа. Что-то случилось?
– Сон смешной приснился.
– Расскажешь?
Она помотала головой по подушке, мол, нет, не расскажу.
Врать не хотелось, но не говорить же Антону, что ей снится Филановский и она
переживает, что больше никогда его не увидит, и как же ей жить без него, ведь
она его так любит. Ей снова стало весело, и она невольно прыснула.
– Почему? Сон был неприличный?
– Да нет, ничего неприличного, просто я его почти не
помню, все смазалось, ну, знаешь, как это бывает. Осталось только ощущение
смешного и радостного.
Все-таки пришлось соврать. Сон свой Нана помнила отлично.
Она, не вылезая из постели, позвонила Вере Борисовне и
ужасно огорчилась, когда выяснилось, что та никак не может устроить им «блинов
досыта», потому что отмечает праздник со своими маленькими фигуристами и их
родителями.
– Придется вставать, – удрученно констатировала
Нана, – и готовить еду самостоятельно. А я так хотела сегодня полениться!
– Давай сходим куда-нибудь, – предложил
Антон. – Рядом с домом полно ресторанов.
– Нет, в ресторан не хочу. Вообще из дому выходить не
хочу. И красиво одеваться не хочу. Хочу ходить в халате и шаркать ногами,
обутыми в шлепанцы без задников.
– Это что, капризы? – удивленно спросил он. –
Как-то на тебя не похоже.
– Это не капризы, Тоша, – Нана встала, закуталась
в халат, туго завязала пояс и быстрым движением пальцев поправила
разлохматившиеся во сне волосы, – это нормальное желание не напрягаться и
не выглядеть, а просто быть. Быть самой собой. Я тебя разочаровала?
– Ты меня озадачила. И немного напугала. Даже и не
знаю, как тебя в таком странном состоянии одну оставлять.
– Ты собираешься уходить?
Ей сразу стало грустно. Она даже не подозревала, что может
так расстроиться при мысли, что Антон сейчас уйдет.
– Если ты против, я никуда не пойду.
– Я против, – она смело посмотрела ему в глаза и
улыбнулась. – Я не хочу, чтобы ты уходил. Я хочу, чтобы ты остался.
Никогда за все время, что они встречаются, Нана не просила
Антона Тодорова не уходить, точно так же как никогда не приглашала его к себе и
не спрашивала у него согласия на то, чтобы прийти к нему. Она считала это ниже
своего достоинства. Если он хочет провести с ней время, пусть сам приглашает
или сам просит позволения приехать. Она ни за что не станет проявлять
инициативу. Ни за что. И что это с ней сегодня?
– Хорошо, я остаюсь.
– А куда ты собирался?
И снова она поступила против собственных правил. Никогда
подобных вопросов Нана себе не позволяла. Антон – взрослый самостоятельный
человек, кроме того, он ее подчиненный, и какое право она имеет контролировать
его и спрашивать, куда он идет или где и с кем был, если это не касается
работы? Это казалось ей чем-то неприличным и не соответствующим тем отношениям,
которые она же сама и установила.
– Я хотел съездить к Любови Григорьевне, поговорить.
Надо помочь Олегу Баринову, поспрашивать, может, она видела или слышала
что-нибудь любопытное. И потом, мы с тобой вчера говорили о том, что надо
попробовать выяснить, кто еще, кроме моего отца и самих Филановских, мог знать
о той истории. Нужно искать автора писем, убийство Катерины этой задачи не
отменило.
– Поезжай, – решительно сказала Нана. – Это
надо сделать, ты прав. Сейчас я быстренько приготовлю что-нибудь вкусное, позавтракаем
– и поезжай.
– Ты имеешь в виду – поужинаем? – с улыбкой
осведомился Антон.
– Ладно, сойдемся на том, что пообедаем, – она
легко пошла на компромисс. – Только возвращайся потом ко мне, ладно? Я
буду валяться на диване, смотреть телевизор и ждать тебя.
Антон потянул ее за руку, прижал к себе, обнял.
– Знаешь, сколько лет я ждал, чтобы услышать эти слова?
Я всегда хотел, чтобы меня дома ждали. Даже папа мне никогда этого не
говорил, – прошептал он ей на ухо.
– Я буду говорить тебе это каждый день, – ответила
она тоже шепотом. – Хочешь?
– Хочу. Очень хочу.
– А отбивную из свинины хочешь? С жареной картошкой и
салатом.
– Тоже хочу.
– А еще чего хочешь?
– Не скажу, – улыбнулся Антон, – а то на
Тверскую не успею.
* * *
– Я так и знала, что добром это не кончится. –
Любовь Григорьевна резким движением закрыла дверь в свой кабинет. – Я как
чувствовала, что эта девчонка внесет разлад в нашу семью. Мне утром позвонил
Андрюша, но ничего толком не объяснил, он был так взвинчен! Ну что там, Антон,
рассказывайте же.
Антон устроился в кресле, достал блокнот и папку, в
нескольких словах обрисовал Филановской ситуацию.
– Ну конечно, это все его неразборчивость, –
сердито проговорила она, – вечно у него девицы меняются, ни одну не может
около себя удержать. Вернее, не хочет. Разумеется, у него характер непростой,
не каждая может с таким ужиться, да еще это его весьма сомнительное
мировоззрение… Девушкам все это не нравится, они пытаются с этим бороться,
угрожают, что бросят его, если он не станет вести себя по-другому, а он их
спокойно отпускает, ни одну не пытается удержать. Разве так можно?
Сосуществование двух людей – это труд, адский труд, можете мне поверить, а
Андрюша не хочет прикладывать ни малейших усилий к тому, чтобы выстроить
отношения должным образом. Знаете, почему от него жена ушла в свое время? Она
не могла вынести того, что он ее совсем не ревнует. Она специально давала ему
поводы для ревности, хотела проверить, насколько она ему дорога, а он только
улыбался. Как будто ему все равно, как будто она ему не очень-то и нужна.
Конечно, она обиделась. А кто бы не обиделся?
