– Значит, вы уже все знаете? – спросил он,
оглядываясь в поисках более удобного сиденья. Заметил стул, стоящий возле окна,
пододвинул его поближе к дивану и уселся.
– Ну конечно, – Тамара Леонидовна понизила
голос. – Люба мне ничего не говорит, но я сегодня разговаривала с
Сашенькой, я сама ему позвонила, потому что удивилась, что уже полдня прошло, а
он меня не поздравил с праздником. Сегодня же праздник, Восьмое марта, он
должен был меня поздравить! А он все не звонит и не звонит… Вот я и позвонила,
хотела ему выговор сделать. Оказалось, что он сидит у Андрюши. Он мне все
рассказал. Бедный мальчик!
– Кто? – на всякий случай уточнил Антон.
– Ну конечно же, Андрюша! Он так любил эту
необразованную дурочку… Впрочем, нет, наш Андрюша не мог ее любить, она
совершенно ему не подходила, она не из нашего круга… Впрочем, не знаю… У меня
иногда мысли путаются. Теперь жизнь стала такая непонятная, не то что прежде. В
былые годы я всегда могла точно сказать, кто кого любит и кто кого разлюбил, а
теперь… Теперь люди живут как-то по-другому, и чувства стали другими, и мысли. Вот
про вас я знаю, что вы влюблены в нашу Наночку. Ведь так?
Антон опешил. Откуда она узнала? Никто в издательстве об
этом не знает, никто не мог сказать Тамаре Леонидовне.
– Почему вы так решили? – осторожно
поинтересовался он.
– Я старая, – тонко улыбнулась она, – я много
в жизни повидала. И я видела, как вы на нее смотрите. Мне этого более чем
достаточно. Я даже не спрашиваю у вас, права я или нет. Я знаю, что не
ошибаюсь. И Любка его любила, я видела, – бросила она загадочную
фразу. – Впрочем, это неважно.
«Моего отца, – подумал Антон. – Она говорит о
Любови Григорьевне и моем папе. Значит, я тоже не ошибся».
– Ну, деточка? Так какие у вас вопросы?
Антон для порядка стал спрашивать о минувшем вечере, все
больше убеждаясь, что Тамара Леонидовна вполне сохранна. Возможно, у нее и есть
какое-то душевное заболевание, но на интеллекте и памяти оно не сказалось. Вот
только свою дочь она почему-то не узнает, но, наверное, это и есть проявление
той самой болезни.
Старая актриса оказалась куда более наблюдательной, чем
Любовь Григорьевна, и во всем, что она говорила, Антон чувствовал неподдельный
интерес к людям. Этого интереса у младшей Филановской не было, оттого она и
замечала так мало. Она просто не видела окружающих, они были ей не нужны.
– О, у этой девочки так горели глаза – я думала, она
все здание подожжет своим взглядом! Я спросила Наночку, кто это такая,
оказалось, что это какая-то новая девочка, ее только-только приняли на службу.
Вы подумайте, только-только приняли – и она уже успела влюбиться в Сашеньку! Да
как! Стоило ему заговорить с какой-нибудь дамой, у этой девочки прямо пламя из
глаз вырывалось. Не глаза, а настоящий огнемет, – с удовольствием
повествовала Тамара Леонидовна.
Антон понял, что речь идет о Марине Савицкой. Странно.
Обычно бывшие любовницы директора, придя на работу в издательство, ведут себя
несколько иначе. Надо будет обратить на это внимание Олега Баринова. Кроме
братьев Филановских, появляются еще двое потенциальных подозреваемых: Елена
Филановская и Марина Савицкая.
– Потом я ее видела со Стасиком Янкевичем, –
продолжала Тамара Леонидовна, – они о чем-то разговаривали, и так мирно
все было, так мило, он, по-моему, за ней ухаживал даже, а потом что-то
случилось.
– Что именно?
– Что-то страшное, – она выразительно округлила глаза. –
Эта милая девочка изменилась в лице и куда-то убежала. А через некоторое время
я снова их увидела, только с ними еще был Степа. Девочка была вся заплаканная,
глаза опухшие.
– Вы ничего не путаете?
– Да ну что вы, деточка! Что я, Стасика не знаю? Это же
он редактировал Андрюшину книжку. Он столько раз приезжал к нам на дачу, они с
Андрюшей все сидели, что-то обсуждали. И Степу я хорошо знаю, он во всем
издательстве единственный, кто умеет танцевать танго. Уж его-то я ни с кем не
перепутаю. У него прекрасная танцевальная осанка, он так прямо держит спинку –
просто загляденье!
Это было правдой. Антон знал, что Степан Горшков много лет
занимался бальными танцами и даже завоевывал какие-то призы на первенствах
страны. Пусть Баринов порасспрашивает всех троих, что у них там случилось
такого «страшного». Ну вот, теперь можно и к главному перейти.
– А Колосова вы в клубе не видели?
Антон точно знал, что инженера на вечеринке не было. Когда
ему передали приглашение, Дмитрий Сергеевич смущенно пояснил, что у него
больная дочь и жена ни за что не оставит ее одну, а ему самому веселиться в
такой ситуации неловко, да и неправильно, лучше он дома побудет. Но интересно,
как отреагирует на его имя Тамара Леонидовна.
– Колосов? – тщательно подрисованные брови старой
актрисы дрогнули, обозначая движение вверх, но так и остались на месте. –
Я, кажется, такого не знаю. Впрочем, может быть, у вас есть фотография?
Возможно, я помню его в лицо.
– Фотографии, к сожалению, нет. Но вы должны его знать,
Александр Владимирович, ваш внук, недавно взял его на работу и сказал, что они
с братом познакомились с Колосовым, когда им было примерно по двенадцать лет.
– Ну, деточка, мало ли с какими мальчиками дружили мои
внуки, неужто я всех должна знать? Наверное, в школе вместе учились или в
спортивной секции занимались, или во дворе бегали, а может быть, на даче.
– Да нет, Тамара Леонидовна, не могли они вместе
учиться, Колосову было лет двадцать пять, когда мальчики с ним познакомились.
Дмитрий Колосов. Ну? Не припоминаете? Красивый, смуглокожий, темноглазый.
Лицо Тамары Леонидовны внезапно просветлело.
– Вы сказали – Дмитрий? Такой красивый брюнет? Бог мой,
так это же, наверное, Митя! Ну конечно, это Митенька. И мальчикам тогда было
как раз лет двенадцать. Или одиннадцать… Или тринадцать… Погодите-ка, это было
то лето, когда Григорию Васильевичу, моему покойному мужу, исполнилось
семьдесят пять лет. Он девятьсот шестого года рождения, значит, это было… это
было… – она нахмурилась и посмотрела в потолок, – ну правильно, в
восемьдесят первом году. Значит, мальчикам было по двенадцать. У моего мужа
день рождения в июле, и вся театральная общественность отмечала эту дату.
Григория Васильевича уже не было в живых к тому времени, но его вклад в
искусство театральной режиссуры неоценим… Впрочем, я отвлекаюсь. Ох, какой
юбилейный вечер устроили в нашем театре! Вы не представляете! Сколько было
цветов, правительственных телеграмм, какие актеры приехали! К юбилею
восстановили старый спектакль, одну из самых удачных постановок Григория
Васильевича, я играла главную роль, как и прежде, и вы знаете, деточка, мне
никогда не удавалось сыграть ее с таким блеском, как в тот вечер. Словно сам
Григорий Васильевич стоял за кулисами и помогал мне. Я еще долго была под
впечатлением… Да, так о чем я?
– Колосов, – напомнил Антон. – Митя.
