– Я не могу ждать, пока настанет это счастливое
будущее! Я хочу сегодня, сейчас, сию минуту начать жить, как нормальный
человек! Я хочу, чтобы мой ребенок жил в светлой просторной квартире, чтобы у
нее были хорошие игрушки и хорошая одежда. Сейчас, а не через двадцать лет. Ты
можешь это понять?
– Могу, – кивнула Любовь Григорьевна, – могу,
Дима. У нее будет просторная светлая комната в твоей новой квартире, хорошие
игрушки и хорошая одежда. Но чему это поможет, когда через двадцать лет она
окажется одна в огромном мире, к которому не умеет приспособиться? У нее не
будет навыков общения с людьми, она будет их бояться, она не сможет учиться в
институте и не сможет нигде работать, потому что до пятнадцати лет просидела
дома у маминой юбки и ничего сложнее таблицы умножения не выучила. У нее будет
куча проблем, и ни хорошие игрушки, ни хорошая одежда, которые у нее были в
раннем детстве, этих проблем не решат. Если заниматься с ней по моим методикам,
то через год она спокойно пойдет в школу и будет правильно подсчитывать хлебные
единицы, делать себе уколы и ни за что не съест того, чего есть нельзя.
– Это все слова.
– Да, – согласилась она, – это слова, но ты
их не слышишь, потому что думаешь только о деньгах. Да забудь ты о них,
наконец! Ты живешь во власти мифов, ты им веришь и не хочешь думать сам, потому
что за тебя уже все давно придумали. Власть денег – это миф, Дима. И то, что
деньги решают все, – это тоже миф. Они решают действительно многое, но
далеко не все. Твоя проблема не в том, что у тебя мало денег, а в том, что твоя
дочь может не стать счастливой. Но эту проблему за двести тысяч долларов не
решить. Я же предлагаю тебе решение.
Колосов помолчал, достал из кармана пачку сигарет и
зажигалку.
– Не возражаешь, если я закурю?
– Я и раньше не возражала, – улыбнулась
Филановская. – Мне нравилось, что ты куришь, тебе идет. Дима, обещай мне
подумать над моими словами. И перестань присылать мне эти дурацкие письма.
Захочешь поговорить – позвони.
Она вытащила кошелек, положила на стол свою визитку с
номерами телефонов и пятисотрублевую купюру и встала.
– Не провожай меня.
Сделала шаг, остановилась, обернулась к Колосову.
– Как зовут твою девочку?
– Татка, – рассеянно ответил он, стряхивая пепел с
кончика сигареты. – Тамара.
– Значит, Тамара, – усмехнулась Любовь
Григорьевна. – Надо же, как она тебя… Столько лет прошло, а ты все забыть
не можешь. Видел бы ты ее сейчас! Старая, морщинистая, сумасшедшая.
Колосов поднял на нее глаза, в которых блеснуло что-то
похожее на нежность.
– Она меня от греха отвела. Пока жив, буду ей
благодарен за это. И ей, и мальчикам. Знаешь, Люба, столько лет прошло, а я так
и не понял, как можно было их ненавидеть. За что?
– Тебе не понять, – холодно сказала она, поудобнее
перехватывая дорогую сумочку из натуральной кожи. – Всего доброго. Звони.
* * *
Виктор Евгеньевич Огнев совсем замучился, допрашивая по очереди
братьев Филановских. Он не сомневался, что один из них – убийца, а другой
пытается спасти любимого брата, но быстро и ловко разобраться, кто есть кто, у
следователя не получалось. Оба с уверенностью говорили о собственных мотивах, и
получалось довольно убедительно. Правда, некоторые, совсем небольшие
расхождения имелись в описании момента убийства, а также по эпизоду о краже
пистолета, но ведь Огнев и сам не знал, как было на самом деле, поэтому не мог
отличить правдивые показания от ложных. Что же касается ответа на вопрос, а
куда, собственно, этот самый пистолет делся после убийства, то тут братья были
на удивление единодушны: ни тот, ни другой этого не помнили. «Был в шоке,
ничего не соображал, куда-то выбросил, куда – не помню». Оба признавшихся находились
после убийства на свободе и могли обмениваться любой информацией, в том числе и
подробностями о совершении преступления. Если преступник – Андрей Филановский,
то брат, узнав о его признании, поспешил на выручку и оговорил себя. Если же
оговорил себя Андрей, чтобы спасти брата, то получалось, что Александр, узнав
об этом, явился с повинной, потому что не мог допустить, чтобы его брат
безвинно пострадал. В общем, ничего не получалось… Однако братья вели себя
по-разному, Александр был агрессивно-напорист, Андрей, напротив,
меланхолично-спокоен, и поскольку с директором издательства Виктор Евгеньевич
чувствовал себя не очень уверенно, он решил усилить давление на Андрея, который
по крайней мере хоть голос не повышает. И вообще, он как-то мягче, с ним проще.
Кроме того, следователя не покидала мысль о том, что все это
– мастерски разыгранный спектакль. Кто-то из братьев убил Екатерину Шевченко, а
потом они договорились признаться. Оба. И пусть следствие голову ломает. Как
сломает окончательно – так их и отпустят, потому что разобраться не смогут. При
таком раскладе, решил Огнев, надо вбивать между братьями клин и разрушать их
идиллическое единство. И здесь ему очень пригодилась информация, добытая Олегом
Бариновым.
– Гражданин Филановский, – начал Огнев издалека, –
вам что-нибудь говорит имя Веры Синько?
– Да, я ее знаю. Вернее, раньше знал. Я давно ее не
видел.
– Расскажите об обстоятельствах вашего знакомства.
Филановский рассказывал, Огнев терпеливо слушал. К его
удивлению, Андрей ничего не скрывал, даже о попытках самоубийства поведал.
– Вы говорите, что Синько дважды пыталась покончить с
собой. В первый раз – из-за того, что вы не ответили на ее чувства. А во второй
раз из-за чего? Вы что, продолжали с ней встречаться и давали ей какие-то
надежды?
– Нет, я с ней больше не встречался.
– Тогда почему была вторая попытка?
Филановский молчал, уставившись глазами в пол.
– Отвечайте, Филановский, – потребовал
следователь.
– Я не знаю. Я с ней больше не встречался и не знаю,
из-за чего она во второй раз решила это сделать.
А в глаза-то по-прежнему не смотрит, злорадно отметил Огнев.
Вот мы сейчас тебя и уделаем, как бог черепаху.
– Ну, раз вы не знаете, тогда я вам расскажу. Возможно,
это освежит вашу память. Два года назад Вера Синько впала в тяжелейшую депрессию,
поскольку узнала о вас нечто крайне неприятное. Вас обвинили в попытке
изнасилования.
– Это было недоразумение, – быстро сказал
Филановский. – Во всем разобрались и дело прекратили.
– Ну разумеется, разумеется, – закивал головой
Огнев. – Конечно же, это было недоразумение. Только дело прекратили не
потому, что якобы во всем разобрались, а уничтожили все документы, потому что
ваш брат за это заплатил. И не делайте вид, что вам об этом не известно.
– Я не хочу это обсуждать. К убийству Кати это не имеет
отношения.
– Вы так думаете? – скептически осведомился
следователь. – А вот у меня другое мнение. Вы и ваш брат, оба, признались
в этом убийстве, и моя задача – разобраться, кто из вас лжет. И я очень сильно
подозреваю, что лжете именно вы. Вы точно знаете, что Александр – убийца, и
стараетесь его выгородить, взять вину на себя. Вас можно понять, Александр ваш
близнец, самый близкий кровный родственник, вы его очень любите. В других
обстоятельствах ваше намерение помочь брату выглядело бы даже похвальным. Но
вернемся к Вере Синько. В декабре прошлого года у нее снова случилась
депрессия, и это после довольно длительного и достаточно успешного лечения.
Знаете, почему?
