Филановский по-прежнему молчал. Ну, сейчас ты получишь,
подумал Огнев. Сейчас тебе мало не покажется. Посмотрим, что ты запоешь и как
будешь выгораживать своего братца после этого. Скорее всего, в течение десяти
минут ты его в дерьме утопишь.
– Вера узнала, что напрасно думала о вас плохо, когда
поверила, что вы способны изнасиловать женщину. Ей казалось, что она предала
вас. А знаете, что случилось три месяца назад? Ей стало достоверно известно,
что вас умышленно оговорили, ей призналась в этом Наталья Белоголовцева, та
самая девушка, которая написала на вас заявление в прокуратуру. И еще Наталья
ей рассказала, что сделала это не по собственной инициативе. Ее попросили
сделать это, и даже деньги заплатили. И знаете, кто? Ваш брат Александр! –
торжествующе произнес Виктор Евгеньевич.
Филановский даже не вздрогнул. Он поднял на следователя
спокойные глаза и произнес:
– Да, я об этом знаю.
– Что вы знаете?! – взорвался Огнев.
– Знаю, что Саша это сделал.
– Откуда?!
– Мне сказал отец Веры.
Черт знает что! Выстрел вхолостую. Нельзя терять лицо,
нельзя показывать, что застигнут врасплох, надо продолжать допрос как ни в чем
не бывало… Но мысли у следователя как-то бестолково замельтешили в голове, он
никак не мог сообразить, в какую сторону двигаться дальше, и решил задавать
первые попавшиеся вопросы, чтобы дать себе время собраться и сосредоточиться.
– Значит, с Верой вы не виделись, а с ее отцом
общались?
– Николай Иванович приходил ко мне несколько раз.
– Когда именно?
– Впервые – после первой попытки суицида. Потом еще
раз, два года назад, когда была вторая попытка. Потом в декабре прошлого года,
и еще раз совсем недавно, дня за три до… до убийства Кати. Это имеет какое-то
значение?
– В этом кабинете все имеет значение. Зачем он к вам
приходил?
– В первый раз он пытался уговорить меня полюбить Веру
или по крайней мере не отталкивать ее. Николай Иванович был в отчаянии. Он
очень любит дочь и пытался помочь ей, как умел. Во второй раз он пришел со
скандалом и обвинениями, называл меня кобелем и развратником, говорил, что в
болезни Веры виноват я. И это тоже можно понять. Я не сердился на него. А в декабре
он пришел, чтобы извиниться и рассказать мне про Наташу Белоголовцеву. В тот
момент я был дома один, и он решил, что я расстался с той женщиной, которая
была со мной, когда я отказал Верочке. Он снова пытался уговорить меня обратить
внимание на его дочь, уверял, что никто никогда не будет любить меня так, как
она, и я могу сделать ее счастливой и здоровой… Это было очень тяжело. И
недавно он пришел снова, с этой же идеей. Только дома была Катя, и Николай
Иванович ее увидел и понял, что я не один и уговаривать меня бессмысленно.
Ну вот, кажется, мысли пришли в порядок. Виктор Евгеньевич
приободрился.
– И как вы отреагировали, когда узнали, что ваш брат
заплатил Белоголовцевой за заведомо ложный донос?
– Никак, – Филановский едва заметно пожал
плечами. – Сделал для себя выводы.
– Какие?
– Это мое дело. К убийству Кати это не имеет отношения.
– Вы уж позвольте мне самому решать, что имеет
отношение, а что не имеет, – сердито сказал Огнев. – Я повторяю свой
вопрос: как вы отреагировали, узнав, что ваш брат сделал вам такую гадость?
Устроили ему скандал, выясняли отношения или, может быть, затаили злобу и
выжидали, когда подвернется возможность отомстить? Что вы сделали?
– Ничего. Я ничего не сделал.
– А ваш брат? Он, наверное, чувствовал себя очень
неудобно, когда выяснилось, что вы все знаете.
– Это не выяснилось.
Самообладанию Филановского можно было завидовать черной
завистью.
– То есть как? Он не знает, что вам все известно?
– Не знает. Я ничего ему не сказал.
– Но почему? Почему вы промолчали?
– А зачем говорить? Вы совершенно правы, он
действительно чувствовал бы себя крайне неудобно, если бы узнал, что мне все
известно. Я не хочу доставлять брату неприятные ощущения. И что изменилось бы,
если бы я поговорил с ним? Прошлое от этого не изменится, а будущее можно
испортить. Саша все равно не станет другим, он такой, какой есть. Так что толку
в разговорах, выяснениях и объяснениях?
– И вам даже неинтересно было узнать, зачем он это
сделал?
– Я и так понял. Он хотел, чтобы я жил в соответствии с
его представлениями о правильной жизни. Саша хотел, чтобы я жил, как и он, в
загородном доме и ездил на дорогой машине, а мои заработки этого не позволяли.
Он много раз пытался подарить мне и дом, и машину и страшно сердился, когда я
отказывался. Он не понимал причины моих отказов. Он стремился любой ценой
сделать меня таким же, как он сам, богатым и успешным, потому что искренне
верил, что смысл жизни именно в этом. Он хотел, чтобы я перестал ездить по всей
стране и проводить семинары, он хотел, чтобы я больше зарабатывал, потому что
за семинары я получал очень немного, я не хотел, чтобы билеты были дорогими,
для меня важно, чтобы мои семинары были доступны людям с любым уровнем
достатка. А Саша считал, что я валяю дурака и распыляюсь по мелочам, что я
должен сидеть дома и писать книги, он будет их издавать большими тиражами,
успешно продавать и платить мне высокие гонорары. Он много лет давил на меня,
пытаясь уговорить и заставить жить по его правилам, а я не поддавался. Тогда он
решил меня испугать. Всего лишь испугать. Подозреваю, что со следователем в
прокуратуре он договорился заранее, и с интернетчиками тоже договорился, чтобы
позорящие меня материалы в течение нескольких дней оставались доступными в
Сети. Их мало кто успеет прочитать, но страху я натерплюсь. Сашка не собирался
уничтожать мою репутацию, он всего лишь хотел, чтобы я испугался, и пошел ради
этого на крайние меры. Он совершенно не мог смириться с тем, что я живу не по
его правилам, что я не слушаюсь его, ведь я – брат-близнец, я – его неотделимая
часть, его половинка, понимаете? Я – его собственность, и он стремился
распоряжаться моей жизнью по своему усмотрению. После той истории с Наташей я
действительно на целый год перестал проводить семинары, Саша постоянно говорил,
что я доигрался, что он меня предупреждал, что на мои семинары ходят только
экзальтированные девицы, готовые до смерти влюбиться в своего учителя и
способные на что угодно, если он не обращает на них внимания. Одно время мне
даже казалось, что он прав. К тому времени книга уже была в работе в
издательстве, и Саша был уверен, что дальше все пойдет как по маслу. Я впервые
получу в руки большие деньги и соблазнюсь… Ваше любопытство удовлетворено?
Ну что ж, с паршивой овцы, как говорится, хоть шерсти клок.
Между братьями Филановскими имеет место быть некий конфликт, в котором одна
сторона чувствует себя оскорбленной, а другая – глубоко виноватой. Может быть,
мотив самооговора лежит где-то здесь. В любом случае надо официально допросить
отца Веры Синько, авось пригодится.
