– Все нормально.
– Не догадывается он?
– Вроде нет. Да и с чего ему догадываться?
– Ну а Саша? Он что, тоже про Антона не знает?
– Вера Борисовна, про Антона вообще не знает никто у
меня на работе. Так откуда Саше узнать?
– Ох, Нана, Нана, что ж у тебя личная жизнь такая
нескладная, а? Ты же умница, красавица, ну почему ты не можешь любить мужика, с
которым спишь? Неужели это так трудно?
– Наверное, потому, что не удается спать с тем, кого
люблю, – с улыбкой ответила Нана, пожав плечами. – Не совпадает у
меня. Бывает.
О том, что она спит со своим подчиненным Антоном Тодоровым,
за пределами издательства знало довольно много людей: Вера Борисовна, подруги
Наны и даже ее родители, с которыми она познакомила Антона в их последний
приезд в Москву, почти год назад. О том же, что она уже много лет влюблена в
своего шефа Филановского, знала только одна Вера Борисовна, которая еще с тех
давних детских лет стала для Наны единственным человеком, которому дозволялось
знать то, о чем рассказывать другим было стыдно. Только Вера Борисовна знала,
что у Наны Ким нет ни честолюбия, ни самолюбия (так считала сама Нана), только
тренер заметила, какими глазами девочка почти тридцать лет назад смотрела на
катающегося рядом Сашу и как волновалась, когда он заговаривал с ней, и только
от нее Нана не скрывала, что и сейчас безрассудно и безнадежно любит его. Об
этом не знали ни родители, ни подруги: свои чувства к Филановскому Нана считала
постыдным признаком слабости, в которой не признавалась никому. Кроме Веры
Борисовны.
Она много лет не видела Сашу и почти не вспоминала о нем, с
тех самых пор, когда он еще в 1979 году бросил фигурное катание и перестал
приходить на каток, но, когда они случайно встретились десять лет назад, все
вернулось. Бороться с собой Нана не пыталась, ибо от природы не была борцом,
она просто приняла ситуацию такой, какая она есть. Саша не выделяет ее из толпы
своих друзей и сотрудников, он ко всем относится одинаково: с любовью,
вниманием и заботой, и Нана Ким для него не особенная, не единственная, а «одна
из». Он любит совсем других женщин, у него есть жена и постоянно меняющиеся
любовницы, уж это-то начальник службы безопасности издательства знает
совершенно точно, потому что всех своих подружек Филановский пристраивает работать
к себе под крыло, на большую зарплату, а Нане и ее сотрудникам приходится
проверять их биографии и «послужные списки». И нет никакой надежды на то, что
Александр хоть когда-нибудь ответит на ее чувство.
– Интересно, а Андрюша тебе никогда не нравился? –
спросила Вера Борисовна, раскладывая принесенные пирожные на большом блюде.
– Нет. То есть я имею в виду, что он, конечно,
чудесный, и он мне очень нравится, но не так, как Саша. Они же разные совсем.
Сашка просто-таки излучает любовь к людям и ко всей жизни в целом, он бурлит
этой любовью, кипит и изливает на всех, кто его окружает, он хочет, чтобы всем
было хорошо, чтобы все были устроены, здоровы, благополучны, он неравнодушный к
людям, понимаете? И взгляд у него такой теплый, полный любви. Наверное, это
меня и завораживает в нем. А Андрюша – он как вещь в себе. Спокойный,
невозмутимый, даже какой-то холодный.
– Они по-прежнему не похожи друг на друга? Я тут как-то
Сашу видела по телевизору, какая-то была передача про издательский бизнес, и он
давал интервью. Я тогда и подумала: интересно, а Андрюшка сейчас какой? Такой
же?
– Да нет, что вы, сейчас они еще больше не похожи друг
на друга, чем в детстве. Знаете, словно актер в гриме и без грима. Черты одни и
те же, а облик совершенно другой. Сашка выглядит как настоящий бизнесмен,
коротко стрижется, носит дорогие костюмы, а Андрюша отпустил волосы, завязывает
их в хвост и одевается как бог на душу положит. В основном носит джинсы и
джемпера. Эдакий богемный философ-бессребреник. Кстати, хотите посмотреть? У
меня есть фотографии с новогодней вечеринки.
– Давай, – охотно согласилась Вера
Борисовна, – страсть как люблю смотреть фотографии из чужой жизни. Сейчас
попьем чайку, посмотрим фотографии, и я возьмусь за блины. Как раз к
Никиткиному возвращению будут готовы. И не смей мне говорить, что ему нельзя
мучное. От парочки блинов его аксель не пострадает. Между прочим, что у него с
тройным акселем? Прыгает?
– Пока очень нестабильно. Четыре из десяти, больше не
получается.
– Ничего, какие его годы, успеет еще. Ты в его возрасте
тоже с акселем еле-еле управлялась.
Вера Борисовна подхватила поднос с чашками, чайником и
блюдом с пирожными и отправилась в комнату, где устроилась на своем любимом
месте – в глубоком мягком кресле поближе к телевизору. Нана принесла пачки
фотографий, которые так и не удосужилась разложить в альбомы.
– Вот хороший снимок, – она протянула Вере
Борисовне глянцевый прямоугольник, – здесь Саша вместе с Андреем крупным
планом, так что можете сравнить.
Тренер долго разглядывала лица на снимке, щурилась,
отодвигала фотографию подальше от глаз, так как очки для чтения, по
обыкновению, забыла дома.
– А это кто рядом с Сашей? – спросила она, ткнув
ногтем в изображение красивой молодой женщины в блестящем платье с глубоким
декольте.
– Андрюшина подружка, Катя.
– Андрюшина? А чего же она так к Сашке-то льнет? Прямо
чуть не вдавилась в него.
– Да бросьте, Вера Борисовна. Новый год, все дурачатся,
все веселые, все слегка нетрезвые. Вот смотрите, на этой фотографии Андрюша с
Сашиной женой вообще целуются. Это же все в шутку, – рассеянно ответила
Нана, не сводя задумчивых глаз с пирожных.
Очень хочется. Ну прямо сил никаких нет терпеть! Она три дня
почти совсем ничего не ела, только пила чай и всякие Сашины снадобья, и сегодня
опомнившийся организм требовал своего и хватал Нану за горло костлявой рукой
того безрассудного и безразмерного голода, когда хочется всего подряд: жареной
картошки с котлетами, пирожных, маринованных огурцов, бананов, причем в любой
последовательности. Но приходится делать выбор: или пирожное, или блины. Одно
из двух. Отказаться от блинов совершенно невозможно: во-первых, это невероятно
вкусно, и если такие пирожные можно, в конце концов, пойти и купить, когда уж
очень приспичит, то таких блинов, какие печет Верочка, нигде и никогда больше
не съешь; а во-вторых, это традиция, нарушать которую совсем не хочется.
Всегда, когда они вместе смотрят соревнования фигуристов по телевизору, они
едят свежеиспеченные блины, и это уже превратилось в некий ритуал, который
особенно страшно не соблюсти, если идет прямая трансляция, как сегодня: а вдруг
нарушение ритуала может как-то повредить нашим спортсменам. Эффект бабочки.
Брэдбери.
– И правда, совсем не похожи, – резюмировала Вера
Борисовна, закончив рассматривать фотографии и выслушав все комментарии к ним,
и отправилась печь блины.
Ровно за десять минут до начала трансляции стопка блинов
возвышалась в центре стола, а сам стол подвинут поближе к висящему на стене
плоскому экрану телевизора. Вера Борисовна принесла блокнот и ручку, чтобы
делать пометки по ходу соревнований, а также чистую видеокассету – в ее
домашнем телевизоре не было функции автоматического включения на запись.
