– Люба, – строго произнесла Тамара
Леонидовна, – нам надо поговорить.
– Что, прямо сейчас? Мама, мне надо мальчиков поднимать
и в сад вести, у меня каждая минута расписана. Давай вечером, ладно?
– Вечером у меня спектакль, а когда я вернусь, ты уже
будешь спать. Мы и так почти не видимся. Сядь, Люба.
Та покорно села, всем телом чувствуя, как убегают
драгоценные секунды, которые можно было бы употребить на что-нибудь полезное.
– Люба, это он?
Люба опешила и слишком поздно поняла, что залилась краской.
– Ты хочешь спросить, является ли мой вчерашний спутник
мужчиной моей мечты или это просто милый знакомый? Тебя интересует, насколько
глубоко зашли наши отношения?
– Не выкручивайся. Я хочу знать: это он? Это Юрцевич?
Господи, откуда она узнала?! Кто мог ей сказать? Ведь никто
же не знает, никто! Только его жена… Неужели она приходила к матери жаловаться,
что муж не уделяет внимания ребенку, что он собирается бросить ее и жениться на
Любе? Ведь Юрцевич сказал, что Наташа все знает. Выходит, она и об этом знает.
Какой ужас!
Люба набрала в грудь побольше воздуха.
– Да, это отец мальчиков. И что в этом такого? Что
плохого в том, что отец интересуется жизнью своих детей?
– Я так и думала, – пробормотала Тамара
Леонидовна. – Этого я и боялась.
– Чего ты боялась? Он что, убийца, вор, грабитель? Он у
тебя чего-то требует? Денег просит? Ему ничего не нужно, только посмотреть
изредка на сыновей, и то издалека. И вообще, как ты узнала, что это он?
– У меня есть глаза, – недобро усмехнулась
мать. – Я еще в первый раз подумала, что мне его лицо почему-то кажется
знакомым. А вчера прямо как ударило: наши мальчики – его копия, никаких
сомнений быть не может. Ну, и о чем ты думаешь, хотелось бы знать? Зачем ты с
ним общаешься? Гуляешь, разговоры ведешь? К чему все это?
– Ну мама, как ты себе это представляешь? Человек
подходит ко мне, представляется, заводит разговор, причем спокойно,
интеллигентно, ничего не требует, просто интересуется своими детьми,
спрашивает, как они, как растут, как их здоровье, какие книжки они читают, в
какие игры играют, как спортом занимаются. Это что, преступление? Он что, права
на это не имеет? Я что, должна была орать, звать на помощь, грозить милицией? Как
это все должно выглядеть по твоим представлениям?
Люба незаметно для себя повысила голос и сама тут же
испугалась. Что она себе позволяет? Как разговаривает с матерью? Она уже готова
была извиниться и пойти на попятный, когда Тамара Леонидовна неожиданно улыбнулась:
– Ты права, Любаша. В любой ситуации нужно вести себя
интеллигентно. Ты же у меня девочка воспитанная. Нужно только постараться,
чтобы этот Юрцевич не принял твою воспитанность за благосклонность и потворство
его совершенно неуместным притязаниям. Ты меня понимаешь?
Люба молча кивнула и отвернулась к плите, где на сковородке
томились гренки с колбасой и сыром. Из включенного радиоприемника доносился
голос Муслима Магомаева, певшего про «свадьбу, свадьбу, свадьбу», и песня эта,
никогда не вызывавшая у Любы никаких эмоций (она вообще не понимала, почему
свадьбы должны быть «широкими», и считала это пошлейшим отголоском
провинциальности), сегодня больно резанула ее уши.
* * *
Тамара Леонидовна прекрасно владела собой и умела быстро
находить правильные слова, никоим образом не выдающие ее истинные чувства и
намерения. Именно поэтому ей так удавались интервью зарубежным журналистам. Она
вовремя прекратила разговор с дочерью о Юрцевиче, потому что, наблюдая за
Любой, внезапно увидела и поняла всё. Девочка попалась. Попалась так же глупо и
стремительно, как ее младшая сестра. И с этим надо срочно что-то делать, пока
не стало поздно.
Выкроив в плотно забитом делами дне свободную минутку, она
позвонила своему давнему другу Круглову.
– Ванечка, у меня неприятные новости. Когда вы сможете
меня принять?
Иван Анатольевич, достигший в своей карьере уважительных
высот, по-прежнему приятельствовал с Филановскими и общался с ними «без чинов»,
посему на просьбу о встрече отреагировал незамедлительно и договорился с Тамарой
повидаться в тот же день. И снова местом встречи была выбрана некая квартира,
только уже совсем другая, по другому адресу и подороже обставленная. Впрочем,
оно и понятно, у рядовых сотрудников агентура попроще, у начальников –
посолиднее.
За последние годы Круглов заметно располнел, отяжелел,
появилась одышка и нездоровая розовость на щеках, а брюшко упругой волной
набегало на брючный ремень. Глядя на него, Тамара Леонидовна невольно думала о
себе: они ведь почти ровесники, неужели она тоже так стремительно стареет? Себя
со стороны не видно, да и трудно заметить изменения, когда смотришь на себя в
зеркало по сто раз в день.
– Ну, Тамарочка, дорогая, рассказывайте, что у вас
случилось?
– У нас… – она выдержала театральную паузу, дабы
Круглов проникся драматизмом ситуации, – у нас Юрцевич появился.
Подкатился к Любочке. Детьми он, видите ли, интересуется. Ну, и как вам это
понравится? Я как только узнала об этом, чуть не умерла от ужаса!
– И давно узнали? – задал Круглов вопрос, который
показался Тамаре Леонидовне несколько странным.
– Да сегодня утром! Некоторое время назад я увидела
Любочку с незнакомым мужчиной и решила, что это поклонник. А когда вчера снова
его увидела, мне показалось, что наши мальчики на него похожи. Меня как током
ударило! И сегодня утром я прямо спросила Любу, кто это такой. И оказалось, что
это Юрцевич. Вы можете себе представить? Столько лет прошло, Наденьку
похоронили шесть лет назад, а ему все неймется.
– Ну, слава богу, – почему-то улыбнулся Иван
Анатольевич. – Гора с плеч.
– Это почему? – удивилась она. – Вы рады, что
он появился? Вы о чем говорите, Ваня?
– Да мы, видите ли, давно уже знаем, что он встречается
с вашей дочерью, и я, признаться, начал беспокоиться, почему это, думаю, моя
Тамара Леонидовна молчит, не приходит, не рассказывает ничего, скрывает от
старого друга такие важные события. Уж не разлюбила ли она меня, не вышел ли я
из доверия? Теперь вижу, что не вышел. А я уж и контрольный срок себе назначил:
если до первого июня вы мне не расскажете про контакты с Юрцевичем, придется
мне самому задавать вам неприятные вопросы. Спасибо, голубушка, избавили.
– Значит, вы все знали?! – Тамара Леонидовна
возмущенно всплеснула руками. – Знали – и молчали? Ваня, да как же вам не
стыдно! Почему вы не предупредили меня сразу?
– Уж простите дурака, но я был уверен, что вам все
известно, все-таки Люба – ваша дочь.
– Ой, Ванечка, ну что вы такое говорите! Наденька тоже
была моей дочерью, а я ничего не знала, пока вы мне глаза не открыли.
– Да, – согласился Круглов, – но Наденька была
молодой, неопытной и влюбленной, ее можно понять. К тому же она была беременна
от женатого мужчины, так что ей было что от вас скрывать. А уж от Любочки вашей
я никак не ожидал такой скрытности. Она же взрослая женщина, очень разумная,
очень правильно воспитанная, член партии. Как же она от вас это утаила? Ведь
они встречаются аж с февраля месяца, а теперь уж май на дворе.
