– Как – с февраля?! – ахнула Филановская.
– Да вот так. Вы же понимаете, что такого типа, как
Юрцевич, мы не могли оставить без присмотра и, как только он вернулся из
колонии, постоянно за ним приглядывали: куда ходит, с кем общается, чем
занимается – словом, вы понимаете, о чем я. Могу даже назвать вам точную дату,
время и место, когда он впервые подошел к Любе. Скажу вам больше, дорогая моя:
нашим людям удалось пару раз услышать, о чем они разговаривают. Так вот,
Юрцевич спит и видит забрать у вас детей.
– Да вы что?! Как это – забрать детей? На каком
основании?
– На том основании, что он – их отец. И с этим
невозможно спорить, он же действительно их отец.
– Но в метрике…
– Тамарочка, в метрике может быть написано все, что
угодно, но существует юридическая процедура признания отцовства. Он подаст иск
в суд, приведет десяток свидетелей, которые подтвердят, что Наденька была
беременна именно от него и все это знали. Суд назначит экспертизу, и эксперты
скажут, что отцовство Юрцевича не исключается.
– А что это значит? – озадаченно спросила Тамара.
– Понимаете ли, Тамарочка, отцовство точно установить
пока невозможно, в нашей стране нет таких методик, но можно сказать, может ли
данный мужчина быть отцом конкретного ребенка или не может. Если точно не может
– то и вопросов нет, а если эксперты скажут, что может, то вопрос остается
открытым. То ли кто-то другой с такой же группой крови является отцом
мальчиков, то ли действительно он, то есть возможность его отцовства не
отрицается, а это существенно. Разумеется, процесс Юрцевичу не выиграть, даже
если он приведет тысячу доказательств того, что он отец ваших внуков, потому
что суд никогда не примет решение изъять детей из вашей благополучной семьи и
передать на воспитание ранее судимому лицу. Тут вы можете не беспокоиться. Но
огласки-то не избежать! И нам с вами это совершенно не нужно. Тем более Юрцевич
за ум не взялся и от своих диссидентских идей не отказался, напротив, стал еще
более активен в своей нелюбви к советской власти, даже примкнул к одному
нелегальному сообществу, которое считает, что у нас, видите ли, права человека
нарушаются. Ну не смешно ли?
– Смешно, – уныло кивнула Тамара
Леонидовна. – И что же делать, Ванечка? Ведь получается, что Юрцевич
сейчас еще более опасен, чем шесть лет назад. Я имею в виду нашу репутацию и
все такое… Господи, и зачем вы разрешили ему вернуться в Москву? Почему не
выслали за сто первый километр?
– У него здесь жена и ребенок, он имеет право жить с
ними. Таков закон, дорогая моя.
– Ой, только не надо мне про законы рассказывать! Уж
вам ли…
– Тамара! – строго произнес Круглов, и она
испуганно замолчала. – Давайте договоримся так: вы мне поведали о своей
беде, а я подумаю, что с этим можно сделать. Вы ведь, кажется, через пару
месяцев во Францию собрались ехать? На лечение, если я не ошибаюсь?
Она снова кивнула. Конечно, никакое это было не лечение, а
пластическая операция в целях омоложения, и Круглову это прекрасно было
известно. Тамара Филановская была одной из очень немногих актрис, которых
власти во главе с генсеком любили настолько, что позволяли им поддерживать
красоту и молодость в зарубежных клиниках, причем за государственный счет.
Контакты семьи Филановских с участником правозащитной группы приведут в случае
огласки к скандалу куда более громкому, чем шесть лет назад, когда Юрцевич
всего-навсего «позволял себе высказываться» и рисовал шаржи на членов Политбюро
ЦК КПСС.
– Вовремя вы ко мне обратились, Тамарочка, – с
улыбкой произнес Круглов на прощание. – Еще немного, еще буквально пару
недель – и никакой Франции вам бы не видать. Вас бы не выпустили, и даже я не
смог бы вам помочь.
Она все еще не понимала до конца и потому глупо спросила:
– А что случилось бы за две недели?
– Да ничего, – он пожал плечами. – Просто,
если бы вы сами не сообщили мне о контактах с Юрцевичем и не заявили, что они
для вас нежелательны, у органов были бы основания полагать, что вы эти контакты
сознательно скрываете, потому что разделяете его антисоветские убеждения. Куда
ж вам за границу-то, да еще в капстрану! Вас после этого даже в Болгарию не
выпустят. Хорошо еще, если в Москве оставят, но и это было бы под большим
вопросом.
Вот так. Дружба дружбой, а табачок, как говорится, врозь.
Иван Анатольевич Круглов затаился в засаде и терпеливо ждал, отчетливо понимая,
что еще немного – и карьере Филановских придет конец. Впрочем, интересы
государства и служебный долг, вполне естественно, стоят на первом месте, а
многолетние дружеские отношения в этой иерархии ценностей находятся куда ниже.
Ах, Люба, Люба! Ну ладно Наденька, земля ей пухом, Ваня
прав, она была совсем юной, неопытной, глупенькой, но уж Люба-то! Тамара
Леонидовна всегда была уверена, что со стороны старшей дочери удара в спину
ждать не придется, никогда она, такая послушная, такая спокойная и разумная,
безропотно следующая указаниям родителей, не подведет свою семью. И вот надо
же… Нет, что и говорить, внешне Юрцевич очень даже привлекателен, даже, можно
сказать, красив, и Надю понять можно, а вот Любу понять никак не удается. Ведь
она же все про него знает, знает, что этот человек – прямая угроза благополучию
семьи, знает, как ее родители ко всему этому относятся, а скрывает. Вернее,
скрывала. Ну, что уж теперь-то.
* * *
Прошло около трех недель, когда Тамара Леонидовна, словно бы
между прочим, заявила Любе:
– Я всегда знала, что от этого Юрцевича добра не жди.
Допрыгался.
– Ты о чем? – спросила Люба, чувствуя недоброе.
– Да арестовали его.
– Как?! За что арестовали?
– Ну, Любочка, при его работе всегда найдется за что.
За нетрудовые доходы. Он же памятники делал, вот и брал деньги с заказчиков
мимо кассы. Мне Ванечка Круглов сказал сегодня. Юрцевич ведь и в первый раз
сидел за то же самое, если ты не забыла, клуб какой-то колхозный расписывал без
участия бухгалтерии. Видишь, до чего доводит жажда наживы! Уж казалось бы:
попался один раз, отбыл четыре года – так сиди уже тихонечко, сделай выводы и
не высовывайся, так нет, все им мало, все урвать хотят побольше в ущерб
государству, которое, между прочим, им бесплатно и среднее образование дало, и
высшее, и профессию. Какие все-таки люди бывают неблагодарные! Вот теперь его
лет на восемь и укатают за хищение в крупных размерах, а то и на подольше, у
него ведь судимость непогашенная, так что уже рецидив получается, а за рецидив
больше дают. Ты куда, Любаша? Ты же хотела по телевизору концерт посмотреть?
Люба, только что удобно устроившаяся на диване в гостиной в
предвкушении трансляции концерта известного пианиста и даже принесшая себе из
кухни чашечку чаю с печеньем, встала и направилась к двери.
– Я передумала. Лучше с мальчиками английским
позанимаюсь, – каким-то ломким, скованным голосом ответила она.
