Она разрыдалась так отчаянно, что сразу поняла: дойти до
метро ей сейчас не удастся, нужно найти укромное место, выплакаться, потом
привести себя в порядок, и только после этого можно выходить на свет божий.
Куда бы приткнуться со своей истерикой?
Катя развернулась и ринулась назад, в издательство.
Промчавшись мимо охранника, сидящего в стеклянной будке у входа, она завернула
за угол и толкнула дверь в комнату охраны. Там сидели двое мускулистых парней в
черной униформе, обоих она помнила в лицо, и еще какой-то человек, которого
Катя не знала, но решила, что это кто-то из водителей. Водители постоянно
торчали в комнате охраны.
– Катерина, что случилось? – вскочил один из
охранников.
– Нога, – простонала она, пытаясь этим оправдать
свои слезы. – Ногу подвернула, так больно – ужас просто, прямо до слез. Я
посижу у вас немножко, ладно?
– Может, врача позвать? Или «Скорую» вызвать? –
заботливо предложил второй парень-охранник, чуть помоложе своего напарника.
– Не нужно, сейчас пройдет, мне бы только умыться, а то
куда я пойду такая зареванная…
Катя знала, что помещение охраны состоит из трех смежных
комнат: той, в которой она сейчас находилась, комнаты отдыха, где по очереди
спали те, кто дежурил в ночную смену, и малюсенькой душевой, где есть раковина
и можно умыться, но прежде – нареветься всласть. Она бывала здесь неоднократно,
когда договаривалась с Андреем встретиться в издательстве, а он задерживался.
Еще в те времена, когда она была едва знакома с Александром Филановским и не
осмеливалась торчать у него в приемной или сразу заходить в кабинет директора,
Катерина ждала Андрея именно здесь, в помещении охраны, где стояла кофе-машина
и всегда вкусно пахло кофейными зернами и принесенными из расположенной
неподалеку венской кондитерской пирожными. Охранники в издательстве «Новое
знание» все как на подбор были молодыми и симпатичными, к Катиной
привлекательности равнодушными не оставались, и проведенное в этой комнате
время всегда наполнялось для нее комплиментами, заигрываниями и прочими проявлениями
мужского внимания, столь милыми сердцу почти каждой женщины независимо от
возраста.
Демонстративно прихрамывая, она зашла в душевую, включила
воду в умывальнике, поплакала недолго, но зато от души, и стала приводить себя
в порядок. Тушь, конечно, потекла, и пришлось ее совсем смыть, после чего
собственные глаза с отекшими покрасневшими веками показались Кате совсем уж
непригодными для демонстрации. Открыв сумочку, она принялась неторопливо и
вдумчиво изучать ее содержимое. Авось найдется что-нибудь подходящее, например,
карандаш, которым можно хотя бы подводку сделать…
* * *
Сотрудник отдела кадров по фамилии Горшков обладал
замечательным комплектом личных качеств: он был одновременно очень толковым и
очень ленивым. Толковость его проявлялась в том, что он все понимал с
полуслова, лень же оборачивалась тем, что он все понимал, но при этом мало что
делал. Он сидел в кабинете Наны Ким и терпеливо ждал, пока она ознакомится с
анкетными данными новой сотрудницы отдела рекламы, некоей Савицкой Марины Вадимовны,
двадцати восьми лет от роду.
– Что-то она давно нигде не работала, – заметила
Нана. – На что жила, спрашивается?
– Ну а то ты не знаешь, на что она жила, –
ухмыльнулся Горшков. – Ее шеф привел, вот тебе и ответ.
– Степан, – Нана вздохнула и открыла блокнот, куда
записывала всякую нужную информацию, – ну-ка вспомни, когда шеф в
последний раз приводил к нам на работу свою даму.
– Это ты кого имеешь в виду? Татьяну, что ли,
Лозбякову?
– Ага. Так когда?
– Кажется, года два назад или даже три, – пожал
плечами Горшков. – А что? Думаешь, шеф зачастил?
– Нет, не думаю. И хочу тебе напомнить, что Лозбякова у
нас работает, – она заглянула в блокнот и убедилась, что память ее не
подвела, – с апреля 2005 года. То есть в апреле или в крайнем случае в
марте прошлого года роман с Лозбяковой у шефа закончился и наступила очередь
Савицкой. А Савицкая не работает с 2003 года. Тебе не интересно, кто ее
содержал в течение двух лет, пока шеф ее к себе не пристроил?
– Не-а, – помотал головой Горшков. – Не
интересно. Я нашему шефу доверяю, он абы кого в издательство не приведет. А
что, у тебя есть основания что-то подозревать?
– Да нет у меня никаких оснований. У меня мозги
есть, – с досадой ответила Нана, – и эти мозги имеют дурную привычку
просчитывать варианты. Я отвечаю за безопасность всего издательства, в том
числе и за то, чтобы отсюда не утекала информация. Ты сам-то, когда беседовал с
ней, ни о чем ее не спросил?
Фраза была бессмысленной, ибо и без того понятно, что Горшков,
конечно же, никаких вопросов Савицкой не задавал. Но Филановский тоже хорош,
черт бы его взял с его любвеобильностью! Взять девицу на работу в отдел рекламы
– это ж надо до такого додуматься! Рекламные идеи и программы продвижения новых
книг и новых авторов – одно из самых ценных достояний любого издательства, как
же можно так безответственно допускать к этой информации кого ни попадя? Ладно
бы еще эта Савицкая сама была хорошим рекламщиком или промоутером, она бы
выдавала идеи и тряслась над ними, но ведь ежу понятно, что в рекламе она
ничего не смыслит со своим образованием, полученным в текстильном институте, и
работать не будет, а станет слоняться по коридорам и кабинетам, распивать чаи и
болтать с такими же безработно-неприкаянными бездельниками. Наверное, недели
через две-три она познакомится с тремя остальными «бывшими», приведенными сюда
Александром, и вступит в их маленький «Клуб пристроенных любовниц». Или не
вступит? Сочтет ситуацию оскорбительной и взбрыкнет, когда узнает, что она тут
не одна такая? Да нет, маловероятно, Саша выбирает женщин с определенным
менталитетом и характером, именно таких, которые после завершения романа ведут
себя дружелюбно и весело и с удовольствием вливаются в империю Филановского в
роли придворных дам. И Марина Савицкая наверняка такая же. Если только она не
притворялась, чтобы понравиться Филановскому и оказаться в конце концов в
издательстве, потому что это кому-то нужно. Значит, придется проверять ее хотя
бы минимально, чтобы Саша не обиделся.
– Нана, – подал голос Горшков, – можно я тебе
задам вопрос как лицу, приближенному к императору?
– Ну, рискни.
– Слушай, неужели шеф ничего не видит? Он что, слепой?
Или тупой?
– Степан! – укоризненно воскликнула она.
Обсуждать поступки директора дозволялось, но давать оценки
самому Филановскому было не принято и считалось нарушением корпоративной этики.
– Да Степан я, Степан, а только у нас количество скоро
в качество перейдет. Сотрудники издательства четко разделились на три группы:
те, кто просто работает, те, кто просто не работает, и те, кто работает за себя
и за «того парня». Ну что я рассказываю, тебе ли не знать? У тебя ж специальные
люди есть, которые отслеживают настроения и волнение умов. Количество тех, кто
работает за двоих, увеличивается пропорционально количеству тех, кто совсем не
работает, и это количество вот-вот приблизится к критической массе, а там и до
взрыва недалеко. Народ-то недоволен, Нана Константиновна. Ты, поди, лучше меня
об этом знаешь.
