– Ой, господи, – простонала Ксения.
Ноги у нее подогнулись, и она тяжело упала на стул. Что это
значит? Митя больше не работает на заводе, он нашел другую работу, более
высокооплачиваемую, и скрыл это от нее. Почему? Что плохого в том, что она
узнает о новой работе? И разговоры эти про деньги… Не может быть, чтобы
инженеру в издательстве платили так много. Больше, чем на госбюджетном
предприятии, – это да, но не настолько же больше, чтобы разом решить все
проблемы, чтобы купить новую квартиру, обставить ее приличной мебелью и нанять
няню для Татки. Ну ладно, пусть без няни, Ксения и сама с ребенком посидит, но
все равно выходит ужасно много, столько, сколько обычные инженеры заработать не
могут нигде и никогда. Владелец издательства – Филановский, и фотография его
бабушки, известной актрисы, спрятана в Митиных вещах. И дочку он назвал
Тамарой. Неужели в ее честь? Значит, мужа и в самом деле что-то связывает с
этой семьей. Знакомство? Родство? Но почему он об этом не рассказывал? И при
чем тут деньги?
«Будет что-то плохое, – отчетливо подумалось
Ксении. – Что-то очень плохое. Надо поговорить с Митей, остановить его,
пока не стало поздно. Но боже мой, как хочется избавиться от этого жалкого
существования! От нищеты этой проклятой, от мутных стекол в окнах, от
пятнистого потолка, от стен в ободранных обоях, от липкой истертой клеенки на
кухонном столе, от облезлой вытянувшейся одежды, которую я уже не могу носить и
в которой выгляжу, как больная обезьяна. Может, не надо ничего выяснять, не
надо ни о чем спрашивать, пусть все будет, как Митя придумал, и пусть он
достанет денег. А если он и в самом деле задумал что-то плохое? Такое, за что и
посадить могут. Его посадят, и я останусь совсем одна с Таткой, и будем мы жить
на одну ее пенсию, которой хватит только на то, чтобы заплатить за квартиру, да
и то если коммунальные платежи не поднимут. Лекарства у Татки бесплатные, а чем
ее кормить? Если Митю посадят, мы просто умрем с голоду. А если не посадят?
Если он все-таки достанет деньги и ничего плохого не случится? Господи,
господи, помоги мне, вразуми, как поступить, что делать? Разве мы с Таткой
виноваты, что живем в стране, которой наплевать на людей? Я могла бы работать,
и нам было бы полегче в материальном плане, но разве я виновата, что нашему
государству наплевать на детей-инвалидов и оно не думает о том, что с ними
должен кто-то сидеть, потому что их нельзя отдавать ни в ясли, ни в детский
садик, а некоторых и в обычную школу посылать нельзя. Неужели не понятно, что
если ребенок болен и мать вынуждена бросить работу и сидеть дома, то три
человека как минимум должны жить на одну зарплату отца, если он вообще есть. А
если его нет? Что тогда делать? Пойти и повеситься? Господи милосердный, дай
мне знак, научи правильно думать, вразуми меня…»
* * *
Для Наны Ким устраиваемые руководством издательства «Новое
знание» корпоративные вечеринки были не развлечением, как для всех прочих
сотрудников, а работой. При всей своей любви к подчиненным и готовности
потворствовать их слабостям Александр Владимирович Филановский был в то же
время необычайно требователен к ним, в том числе и во всем, что касалось их
внешнего вида и поведения. На вечеринках все должны были веселиться, с
удовольствием поедать все, что предлагалось (надо ли говорить, что меню
директор издательства составлял и утверждал самолично, включая в него те
закуски и блюда, которые ему нравились и которые именно по этой причине должны
нравиться всем окружающим), много пить (а иначе что это за праздник?), но при
этом сохранять лицо и не напиваться до безобразия. Вот за последним пунктом как
раз и полагалось следить службе безопасности. Пьяных Филановский не терпел
совершенно, и если кто-то из сотрудников превышал свою норму и начинал вести
себя не вполне адекватно или просто плохо себя чувствовал, крайними тут же
оказывались сотрудники возглавляемой Наной Ким службы. Недоглядели, не пресекли
вовремя, не вывели из помещения клуба и не организовали доставку к месту жительства,
допустили, чтобы директор увидел и расстроился. Какой кошмар…
Кроме того, подчиненным Наны следовало следить за тем, чтобы
приглашенные почетные гости, не являющиеся сотрудниками издательства, например
авторы, журналисты или какие-нибудь депутаты какой-нибудь думы, не потерялись,
не скучали и не испытывали недостатка внимания. Нана неоднократно предлагала
Филановскому создать нечто вроде протокольного отдела, который всем этим и
занимался бы, рассылал приглашения, встречал, водил за ручку и провожал дорогих
гостей, а заодно следил бы за днями рождений и прочими значительными «датами»
всяческих уважаемых персон и готовил поздравления и подарки, но Александр
отмахивался, хотя и обещал подумать. Думал он уже года два, но решения пока так
и не принял.
На саму Нану возлагалась обязанность опекать старших членов
семьи Филановского, поэтому ровно в семь вечера она стояла у входа в клуб,
ожидая, когда подъедет машина, на которой должны прибыть Тамара Леонидовна с
сиделкой и Любовь Григорьевна. Андрея и его девушку, как людей без особых
претензий, доверялось встретить кому-нибудь из рядовых сотрудников службы
безопасности, но бабушка и тетка директора – прерогатива руководства.
Едва машина затормозила перед входом, Нана подлетела к ней,
чтобы вместе с сиделкой помочь Тамаре Леонидовне вылезти и дойти до зала, где
для нее было приготовлено специальное почетное кресло. Сидевшая впереди, рядом
с водителем, Любовь Григорьевна вышла из машины последней, и Нана скорее
почувствовала, чем заметила острый недоверчивый и одновременно тревожный
взгляд, который бросила на нее тетка Александра. Ну да, все правильно, она дала
Нане поручение и просила не говорить об этом ее племянникам, вот и беспокоится,
сдержала Нана данное слово или нет. Странно, откуда в ней вдруг появилось это
беспокойство? Сколько Нана знала эту женщину – никогда у Любови Григорьевны не
зарождалось и тени сомнения в том, что ее указания и просьбы будут выполнены.
Конечно, будут. Разве ученики смеют не послушаться учителя? И хотя она
давным-давно оставила школьное преподавание и занималась академической наукой,
эта уверенность ее так и не покинула. А может быть, и наоборот, подумала Нана,
эта уверенность в ней заложена с самого рождения, именно поэтому она так
успешно справлялась с самыми трудными классами. Известно, что не слушаются чаще
всего как раз тех людей, которые в принципе допускают такую возможность и
боятся, что это произойдет. Вот оно и происходит. Как говорится, не каркай, не
накликай беду.
Тамара Леонидовна была великолепна. Бог весть какие уколы,
массажи и прочие процедуры проделала сиделка, но старая актриса выглядела
царственно, и ни тяжелые шаркающие шаги, ни палка в руке не могли затмить ее
прямой спины и гордо поднятой головы. Глаза под морщинистыми веками живо
блестели и излучали радость и интерес к происходящему.
– Деточка, далеко еще до моего кресла? – спросила
она Нану, преодолевая второй марш лестницы.
– Через три ступеньки, – весело ответила
Нана. – Уже почти пришли. У вас дивное платье, Тамара Леонидовна.
– Это Сашенька выбирал. У него отменный вкус.
Ну кто бы сомневался. Насчет вкуса Александра Филановского
Нана, при всей своей безоглядной любви к нему, могла бы и поспорить, но в том,
что бабка и тетка оделись на вечеринку в строгом соответствии с его представлениями
о красоте, сомнений быть не могло. Интересно, а у Саши бывают подозрения, что
его могут ослушаться? Или у него это наследственное?
