– Ну почему, мам?
Тамара Леонидовна взяла дочь за руки, притянула к себе,
обняла.
– Надюша, ласточка моя, поверь мне, со стороны всегда
виднее. Ты такая красивая, такая талантливая, тебя ждет блестящее будущее. У
тебя дивный голос, тебя хвалят педагоги, главреж Театра оперетты дождаться не
может, когда ты выпустишься, он даст тебе все главные роли. Как раз на днях я с
ним говорила, он спрашивал о тебе. Захочешь – поедешь в Ленинград, в Театр
музыкальной комедии, да тебя с руками оторвут! Вот о чем ты должна думать, а не
встречаться с каким-то разведенным оборванцем. Не трать свое время на него,
лучше занимайся побольше.
– Так мне что же, и замуж выходить нельзя? –
попыталась пошутить Надя.
– Замуж можно, но только так, чтобы это не мешало твоей
артистической карьере, а еще лучше – чтобы способствовало ей. Ну чем твой маляр
может тебе помочь?
– Он не маляр, – Надя резко вырвалась из
материнских объятий, – не говори так. Он очень талантливый художник. Как
ты можешь судить, если не видела его картин? Ты же ничего о нем не знаешь! Он
такой образованный, так много читал, так много знает! Он честный и порядочный,
и очень добрый. Если уж выходить замуж, так только за такого, как он.
Филановская встала и молча прошлась по комнате, до двери и
обратно, остановилась прямо перед диваном, на котором сидела девушка.
– А ты, я так понимаю, его картины видела. Да?
Надя молча кивнула, понимая, что наделала кучу ошибок и
вывернуться теперь вряд ли удастся.
– И когда же, позволь спросить?
– Сегодня.
– Где?
– Ну как где… Мам, ну какая разница, где висят его
полотна?
– Разница есть. Так где они висят, эти так называемые
полотна? У него дома, в пустой холостяцкой дыре? Или дома у его близких друзей?
Таких близких, что они проявили чудеса деликатности, и когда вы заявились к ним
в гости якобы посмотреть картинки, вдруг оказалось, что им срочно нужно уйти, и
вы остались в пустой квартире наедине? Или это была комната в коммуналке? Так
было? Признавайся! И не смей мне врать!
Наденька растерялась окончательно. Она боялась родителей,
боялась их гнева и даже простого недовольства, и в такие минуты, как эта, от
страха переставала соображать. Ее любовь к миру была огромной, и этот великий и
такой редкий дар оборачивался оружием против нее же самой: она не умела
противостоять тем, кого любила, не умела сохранять хладнокровие, если те, кого
она любит, были ею недовольны. Нужно было срочно придумать очередную ложь о
том, где и при каких обстоятельствах она видела картины художника, с которым
только вчера познакомилась, но в голову ничего не приходило.
– Что ты молчишь? Где ты видела его картины?
– У него дома. Мы зашли буквально на пять минут, я
только посмотрела – и мы сразу ушли.
– Не смей мне врать!
– Я не вру. Так и было, правда, – пробормотала
Надя дрожащим голосом.
Мать молча уселась в кресло, вставила в мундштук новую
сигарету, закурила.
– Ладно. Дай мне слово, что не наделаешь глупостей. Я
очень надеюсь на твое благоразумие. И подумай над моими словами: он тебе не
пара. Лучше прекрати с ним встречаться сейчас, пока у вас не сложились
отношения, толку от этого все равно не будет. Так и быть, можешь сходить с ним
в кино или на концерт какой-нибудь, не очень часто, раз в две недели, но не
более того. И никаких походов в гости к нему или к его друзьям, ты меня поняла?
– Почему? Ну в гости-то почему нельзя?
– Потому что ему тридцать четыре года и он уже был женат.
Ты что, не понимаешь? Он искалечит тебе всю жизнь, потом отряхнется и пойдет
дальше и даже не вспомнит о тебе. Это твои ровесники подолгу ухаживают и к
первому поцелую подбираются по несколько месяцев. А он, этот твой
Сережа, – взрослый мужчина, для него постель – дело обычное, повседневное,
ты и сама не заметишь, как в ней окажешься. И что ты потом будешь делать? На
аборт пойдешь? Будешь терпеть адскую боль без наркоза? А если неудачно сделают?
Рискнешь остаться бездетной на всю оставшуюся жизнь? Или запишешься в
матери-одиночки? И думать забудь.
– Ничего он не искалечит! Он чудесный, необыкновенный,
он потрясающий! Как ты можешь такие гадости говорить о человеке, которого ни
разу в жизни не видела?
– Ну, ты, положим, тоже не очень-то много его видела, –
холодно заметила Тамара Леонидовна, – если ты не врешь. Или ты не вчера с
ним познакомилась, а?
Она сделала паузу, и Надя вздрогнула, когда голос матери
неожиданно загремел:
– Сколько времени вы уже встречаетесь?! Месяц? Два?
Полгода?!
Девушка сидела молча, втянув голову в плечи. Все пропало.
Она сама все испортила. Что же теперь делать? Мама обо всем догадалась, и
отныне Наде придется отчитываться о каждой минуте, проведенной вне дома, и о
каждом телефонном звонке. Одна надежда на сестру Любу: все-таки театральные
спектакли никто не отменит, и мама как минимум два, а то и три раза в неделю
будет выходить на сцену и не узнает, что младшей дочери нет дома. Конечно, она
будет звонить из театра и проверять, но, может быть, можно как-то договориться
с Любой, она ведь старше, она обязательно что-нибудь придумает.
– Что ты молчишь? Я задала вопрос: как давно ты с ним
встречаешься? И жду ответ.
– Две недели.
У Нади достало самообладания, чтобы сообразить, какой срок
назвать. Две недели свиданий, прикрытых «комсомольскими собраниями», «походами
в филармонию», «репетициями» и «днями рождения подружек», – это не так
много, чтобы завоевать репутацию отъявленной лгуньи, и в то же время
достаточно, чтобы иметь право называть человека добрым, умным, тонким и образованным.
– Ты влюблена? Или он просто кажется тебе интересным
человеком?
Мать снова заговорила спокойно, и Наде послышалась в ее
голосе даже доброжелательная заинтересованность. Может быть, еще не все
потеряно? Может быть, удастся убедить маму?
– Он не просто кажется, мама, он действительно
интересный человек, он необыкновенный, – горячо заговорила девушка, но
Тамара Леонидовна неожиданно прервала ее:
– Ты меня в гроб сведешь! – Она приложила ладонь
ко лбу. – У меня страшно разболелась голова. Закончим это. Я все сказала.
Актриса, хотя бы и будущая, обязательно должна иметь поклонников, поэтому пусть
он будет, этот твой Сережа, но только в качестве поклонника. Пусть дарит цветы,
караулит тебя у подъезда или встречает у Консерватории, пусть приглашает на
концерты. Но этим твое общение с ним должно быть и ограничено. Никаких свиданий
наедине. И уж тем более никаких визитов к нам домой, не вздумай приближать его
к семье. Я прекрасно знаю эту породу нищих живописцев, его пригласишь на чашку
чаю, а он через пять минут начнет приставать к папе, чтобы тот устроил его к
себе в театр художником-декоратором.
