И вот он дошел.
Замок был прямо перед ним. Макс остановился, обалдев от открывшегося зрелища. Тогда он видел замок только изнутри, да и то небольшую его часть, а сейчас он встал перед ним во всей красе. Лес здесь отступал в стороны, давая место довольно приличной возвышенности, за которой, сколько видел глаз, тянулись цепью небольшие горушки, в основном пологие и покрытые деревьями, хотя торчали и голые скалистые утесы. Та гора, на которой стоял замок, была, пожалуй, самой большой. Она круто взмывала вверх и имела две вершины, повыше и пониже. Ее склоны, покрытые внизу сплошным ковром деревьев, выше рыжели безлесными проплешинами, а кое-где встречались острые скалистые выступы. Между двумя вершинами стремительным потоком срывалась вниз небольшая, но бойкая речушка, образуя живописный водопад. Над ним с более низкой вершины на более высокую был перекинут каменный мост, опоры которого образовывали три арки, сквозь которые и вырывалась вода.
Замок расположился на более высокой вершине. Его стены с массивными круглыми и квадратными башнями опоясывали ее в три яруса. Нижний шел не сплошным кольцом, он прерывался, упираясь одной из приземистых пузатых башен в совершенно голый скальный выступ, который выпирал вперед, словно огромный нос. Второй ярус был уже сплошным и башен имел больше, и они были повыше, чем на первом ярусе. И наконец третий, верхний ярус представлял собой сплошное строение с двумя квадратными башнями и одной круглой. Она была выше всех остальных и в свою очередь имела три яруса: нижний – самый массивный, средний – постройнее и верхний – самый изящный, увенчанный высоким шпилем.
– Вот мы и пришли, люди добрые, – сказал Макс, обращаясь неизвестно к кому. – А вход у нас, надо полагать, со стороны моста. Так что же мы стоим? Направим стопы свои к этим овеянным славой стенам и войдем в ворота, за которыми нас ждет и сытный ужин, и теплый очаг, и мягкая постель! – Провозгласив эту речь, Макс бодро зашагал по направлению к малой вершине, чтобы добраться до моста.
Расстояние оказалось несколько большим, чем ему показалось с первого взгляда, так что к мосту он вышел только через час, изрядно устав и запыхавшись. Дорога, ведущая туда, была очень узкой – машина не пройдет, разве что «Ока». Хотя откуда тут машины? Тут ширину дорог, скорее всего, телегами меряют. «А дорога та была столь широка, что могли по ней разъехаться два воза, груженных сеном», – всплыло откуда-то в его памяти. Да, не про эту дорожку писано. Тут и один воз может не поместиться.
Мост, к которому вышла дорога, был еще уже. На нем с трудом могли разминуться два человека. А высота была приличной, метров десять лететь, ежели чего. Это до водопада. А там еще кувыркайся до самого низа. Очень, наверное, удобно при защите.
Макс ступил на мост и еще раз глянул по сторонам. Что-то в этом было. Зеленые холмы вокруг, горушки и горки, древний замок перед ним, ревущая внизу вода и огромный темно-желтый диск солнца, клонившийся к закату. Это было красиво. Да. Он вздохнул, почесал в затылке и пошел по мосту к воротам, которые оказались запертыми.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, – почему-то сказал Макс. Еще раз потрогал створки. Не-а. Заперто. – И как же мне туда попасть? – вслух спросил он.
Ответа не получил. Постоял, покрутился на месте. Перед воротами была небольшая площадка, заросшая густой низкорослой травой. Метров пять шириной, а в длину, то есть от моста к воротам, и того меньше.
– Да-а, дела. Прийти-то мы пришли, да только хозяева, видать, отлучились. И ключика под ковриком, что характерно, не оставили. Да и сам коврик тоже унесли.
Макс еще раз почесал затылок. Не помогло. Как ему пробраться внутрь замка, он решительно не знал. Тогда он сел прямо на траву перед воротами, скрестил ноги, положил руки на колени и закрыл глаза.
«Будем ждать».
…Не дожидаясь, пока встанет солнце, Никита пустился в путь. Оставаться на месте он больше не мог. Эмоций не было. Ночные страхи ушли, а на их место ничего не пришло. Вот только холод никак не хотел его отпускать. Никиту трясло, словно в лихорадке, глаза слипались, до жути хотелось спать. Но он не позволял себе отдыха, боясь, что потом уже не сможет встать.
Вскоре поднялось солнце, а вместе с ним к Никите пришел голод. Мучительный, режущий, заставляющий скулить. Такого голода он не испытывал еще никогда. Тем более что несколько минут назад есть не хотелось совершенно. Когда солнце подбиралось к зениту, он наткнулся на небольшой родник, пробивающий себе дорогу между камней. Упав на колени, стал жадно пить, пытаясь хоть так заглушить голод. И тут он увидел какого-то зверька, роющегося в камнях неподалеку. Ему повезло. Даже не пытаясь разобраться, что это за зверь, он бросился к нему. «Еда», – билось в висках, когда он летел к нему, не разбирая дороги. «Еда», – билось в висках, когда он поймал несчастное существо за заднюю лапу и убил ударом о камни. «Еда», – билось в висках, когда он рвал зубами сырое мясо. Вкуса он не чувствовал. Просто с каждым куском боль, рвущая его изнутри, понемногу отступала. Проглотив всю тушку и запив водой из родника, он почувствовал себя лучше. Сознание прояснилось. Увидев свои перепачканные кровью руки, бросился к ручью, стал судорожно отмываться. И тут волна брезгливости накрыла его. К горлу подкатил ком, замутило, сделалось плохо. Он держался, сколько мог, но успокоить разбушевавшийся организм так и не удалось. Никиту скрутило, и он упал на колени. Рвало его сильно и долго.
«Следующий раз надо будет не торопиться, наглотался крови, вот тебе и пожалуйста. Да и костер развести можно, поджарить».
Отмывшись и отдохнув, он отправился дальше. Голод притих, но никуда не делся. Поэтому Никита шел, старательно озираясь по сторонам – вдруг снова какая живность появится. Он подобрал было палку (хоть какое-то подобие оружия), но, подумав, отбросил ее: «И так справлюсь».
Ближе к вечеру заметил на одном из холмов группу рогатых созданий: то ли бараны местные, то ли козы, то ли олени. А какая, собственно, разница, мясо, оно и есть мясо. В этот раз он не стал бросаться сломя голову. Подобрав камень, стал потихоньку приближаться. Когда до рогатых оставалось метров пятнадцать, вся стайка, как по команде, повернула головы в его сторону. Несколько мгновений животные изучающе смотрели на человека, а затем спокойно вернулись к своим делам. «Непуганые, видать». Козлики продолжали мирно щипать траву, изредка поглядывая на приближающегося к ним человека, но не проявляя никакого беспокойства. Двенадцать метров. Десять. Восемь. Шесть. Стайка флегматично отошла чуть дальше. Снова десять метров. Пожалуй, хватит, а то испугаются всерьез и убегут. Никита прицелился и бросил камень. Попал, но не в ногу, как планировал, а в бок. Животные испуганно шарахнулись, до конца не понимая, что произошло, и стали быстро удаляться. Никита от отчаяния взвыл и тут же бросился вперед в надежде догнать и добить. Козлик, в которого он попал, явно отставал, его слегка пошатывало, он то и дело припадал на передние ноги. «Поймаю. Поймаю!» Но козлик стал приходить в себя и уже скоро снова ловко карабкался по камням.
Никита продолжал погоню. Он то и дело оскальзывался, спотыкался, падал, в бешенстве пинал ни в чем не повинные камни, разбрасывая их. Порвал брюки, изодрал в кровь руки, сильно ушиб ногу. Но, не обращая на это внимания, он упорно, как-то даже ожесточенно продолжал карабкаться вверх за вожделенной добычей, пока окончательно не упустил ее из виду. Крепкий молодой мужчина, уставший от бесполезной погони, упал на острые камни и разрыдался. Слезы душили его, и Никита ничего не мог с этим поделать. Это были слезы обиды и бессилия. Минут через десять он затих, силы вдруг оставили его, и липкий, давящий сон незаметно накрыл с головой. А вместе с ним пришли такие же липкие и гадкие сны. То к нему явился любезный дядюшка и стал рассказывать о долге и чести семьи. При этом он все время странно скалился, роняя на пол слюну и обнажая неестественно большие клыки. То явился Мартин и стал рассказывать, как лучше разделать тушку. При этом он показывал это на живом барашке, подвешенном за задние ноги, а тот жалобно блеял и все смотрел на Никиту глазами старого Ольха. Последним пришел пес. Он ничего не делал, просто сидел и смотрел на Никиту. Уж лучше бы он его загрыз. Едва Никита успел подумать об этом, как пес встал и, подойдя к нему, тяпнул за ногу. Довольно сильно тяпнул, сволочь.
