Входить в сумрак я научился достаточно быстро. Теперь отрабатывал реакцию на чужую попытку сделать то же самое. Для находящегося на Полях время в реальном мире практически стоит, значит, нужно попасть туда одновременно с противником. И продержаться там дольше. Со скоростью входа все было в порядке, а вот со временем гораздо хуже. Нет, я не терял силы, подобно демону. Я начинал задыхаться. Секунд через тридцать активного боя или минуту спокойных действий в моих легких заканчивался воздух. И все. Оставалось только выпрыгивать обратно. Мой наставник только руками разводил.
Попытки освоить новую силу занимали много времени, но на них жизнь не заканчивалась. Большая часть захватнических планов барона была отложена на осень. Большой турнир, проводимый во время ежегодного праздника урожая в Аршане, должен был показать чего я стою. И не столько барону, сколько окружающим. И уже от того, что я окажусь за фигурой, зависело, как разыграть эту партию. Но я был не единственной фигурой на доске и интриги постепенно закручивались. И не все они ограничивались перепиской с кучей намеков, обещаний и завуалированных угроз.
Задание выглядело достаточно просто — перехватить некую карету на пути из Ферта в Лимер. Охрану перебить, а наследника домена Ферт аккуратненько, не вынимая из кареты доставить через территорию дружественного Реймена в Хольц. Кто же знал, что паренек в карете не усидит. Хорошо хоть узнали по описанию и не прибили вместе с остальными охранниками. Паренек оказался бойким. Подрезал пытающегося его связать Друла. Плохо подрезал. Боюсь, до замка боец не дотянет, даже с эликсиром, выданным каждому бойцу Книжником. У меня этих эликсиров на поясе шесть штук самых разных. Но почему-то нет банального снотворного. А мелкий гаденыш снова пытается сбежать. Уже четвертый раз за последние пару дней. И ведь тринадцать лет всего, а какой изобретательный. Я задолбался объяснять командиру отряда, что держать человека парализованным долго нельзя. Хотя я бы этому пареньку ноги переломал если бы не однозначный запрет барона.
Возле Лабиринта дружинники умудрились нарваться на драку. Причем я в этот момент как раз охранял пленника, и помочь не мог. Ну кем нужно быть, чтобы задирать пьяных охотников за сокровищами? Люди, которые по собственной воле лезут в подземные развалины, полные непонятных тварей безумны по определению. Будь умнее, отойди с дороги. Нет, куда там! В результате еще двое раненых и один труп. Я с этих людей тихо хренею.
И вот опять! Стоило отойти в кусты поссать, как эти большие дяди нашли себе развлечение. Лапают какую-то девчонку, перебрасывая ее друг другу и ржут как лошади, сыпля всякими пошлостями. Интересно, за пленником хоть кто-нибудь наблюдает?
На секунду перехожу на темное зрение и последний вопрос теряет значение. Кретины! Носорогом вламываюсь в толпу. Ударом в челюсть опрокидываю ближайшего. Пинок в живот отбрасывает второго. Посох сам прыгает в руку и еще двое катятся по земле. Надеюсь, выживут. В броне все-таки.
Застываю в низкой стойке. Воздух дрожит от концентрированной силы. Бойцы, подчиняясь жестам командира, пятятся назад. Связываться с внензапно обезумевшим магом никто не хочет. Вот и славненько. Распрямляюсь, отпуская призванную силу. Успокаиваюсь, возвращаю глазам нормальный цвет и только после этого оборачиваюсь.
— Вы в порядке, мэтресса? — уточняю я, помогая девушке подняться.
— Почти, — тепла в голосе ни на грамм. Но тут я ее понимаю.
— Я прошу прощения за действия этих людей, — аккуратно увлекаю девушку в сторону, разворачивая спиной к ошалевшим бойцам, — возможно, я могу компенсировать их грубость?
— Не обязательно.
Попробуем зайти с другой стороны.
— Мэтресса, среди бойцов есть тяжелораненые. Я понимаю, что просить о помощи после такого…не совсем уместно, но не могли бы вы…
— Я уже предложила свою помощь, — в голосе горький сарказм.
Нет, ну идиоты озабоченные! Зла не хватает.
— Жаль. Что ж, возьмите хотя бы в качестве извинений за причиненные неприятности, — высыпаю из кошелька половину монет, — я смотрю, вы изрядно поиздержались в дороге. И хоть символ лекаря на плащ нашейте, мистрисс. Во избежание подобных недоразумений.
От денег отказываться не стала, уже хорошо. Тяжело вздохнув, направляюсь обратно к лагерю. Солдаты, кажется, уже пришли в себя.
— Мэтр, мне кажется, вам следует объясниться, — Дерек, командир отряда, надвигается на меня весьма раздраженной горой.
— Обьясниться? — ярость снова вскипает внутри, срываюсь на крик, — Дерек, у нас трое раненых, которые, возможно, не доживут до завтра! Сами боги посылают вам целительницу. Сильную целительницу! И она даже предлагает вам помощь! Но куда там! Вам, блядь, интереснее позабавиться! Баба же! И теперь ты требуешь от меня объяснений?! Да я до сих пор не понимаю, почему она не размазала вас по поляне. Святая, наверное. И если эти трое сдохнут, винить можешь только себя!
— Если бы ты был нормальным магом…
— Да даже если бы я умел лечить! Ребята, вы отвергли помощь богов! Кто я такой, чтобы вмешиваться?
Всю оставшуюся дорогу молча дуемся друг на друга. Друл умирает к вечеру. Плохо умирает, тяжело. Когда переглядывания спутников надоели мне больше, чем агония умирающего, добиваю того одним коротким ударом. Все тут же дружно начинают меня ненавидеть, хотя сами только что не решались сделать то же самое. Или они получали удовольствие от этого представления? Тогда они еще большие выродки, чем я думал.
Особых последствий данное происшествие не имело. Разве что барон стал смотреть на меня несколько насторожено. Или виной тому случай с нищим? Так я в этом не виноват. Почти. А было все вот как:
То, что Ниа осталась цела после того похищения иначе как вмешательством богов не объяснишь. А за такое принято благодарить. Не помню, где я услышал мысль, что к Богу нужно обращаться только со словами благодарности, но принял всей душой. А сейчас благодарность меня просто переполняла. Но молиться христианскому богу в мире, где властвуют совсем другие силы, это как-то не вежливо. Я благодарил Кайтану, как покровительницу детей и семьи, покровительницу девушек Сильвану и даже Отца Справедливости. Благодарил горячо и искренне. И благодарность я готов был выразить не только на словах. Но от денег служительница Девы отказалась, сказав, что лучшей благодарностью богине станут добрые дела. Например, помощь нуждающимся. Зря она это сказала. Окрыленная любовью и благодарностью душа развернулась во всю ширь. Нищие у храма были счастливы, полагаю. И почему-то решили, что я буду делать так постоянно. А я, между прочим, нищих вообще терпеть не могу. И когда в следующее посещение города меня окружила грязная, вонючая толпа оборванцев, во мне начало расти раздражение. Но я сдержался и попытался пройти мимо. Куда там! Весь сброд потащился за мной. Что за наглость, право слово! Просишь милостыню, ну так сиди себе тихонечко и не отсвечивай. А голосить во все горло и хватать за одежду (чистую, между прочим, одежду, новую) грязными руками — это уже свинство и неуважение. Я бурлил внутри, но сдерживался. Я привык сдерживаться. Я уже Буддой скоро стану! Я не собирался никого убивать, просто, самый наглый из хватающих меня за ноги нищих случайно поймал мой взгляд. А я поймал его взгляд — наглый, требующий. И что-то выплеснулось из того бурлящего котла моей души, что скрывался за щитами воли. Чуть- чуть, капельку, но нищему хватило. Предсмертная агония была впечатляющей, хоть и слишком короткой на мой взгляд. Еще троих, видимо, краем зацепило. Не умерли, просто сошли с ума. Впрочем, как по мне, ума там и до этого не было. С тех пор по городу пошли слухи, что я убиваю взглядом. Да и черт с ними. Жить не мешают и ладно.
