Тревор разорвал обертку и вытащил новехонькую фигурку
Дракулы.
— Bay! — воскликнул он, и глаза его вспыхнули.
— Покажи всем, — подсказала ему миссис Тревор.
Он с довольным видом продемонстрировал подарок ближайшим
гостям.
— Похоже на Рэйвен! — крикнула одна девчонка.
— Ага, — подхватила другая, возвращая игрушку. — Фу, какая
гадость!
Тревор помрачнел, сердито вытаращился на меня и швырнул мой
подарок обратно в коробку.
Я осталась одна на ступеньках патио, в то время как
остальные ребята налегали на торт и мороженое.
При этом воспоминании желудок мой сжался комом. На миг я
остановилась и подумала о том, стоит ли прокрадываться к Тревору в комнату и
предостерегать его насчет намерений Луны. Может, лучше мне отправиться отсюда,
пока никто не застукал?
Я услышала, как в прачечной поворачивается дверная ручка,
бесшумно взбежала по старинной лестнице, проскочила мимо дверей, которых здесь
было больше, чем в нашем «Гранд-отеле», заглянула в миллион с хвостиком
гостевых спален и ванных комнат, расположенных в коридоре длиной со
взлетно-посадочную полосу международного аэропорта, и добралась до нужной
двери.
Сама не знаю, что я ожидала там обнаружить. Тревор с
рассвета не просыпался, но это могло объясняться болезнью, а сама болезнь, как
и мертвенная бледность, — тысячью различных причин. Однако если Тревор уже был
укушен, то мне грозила нешуточная опасность.
Так или иначе, но выбора у меня не было. Дважды
перепроверив, на месте ли чеснок, я тихонько постучалась. Ответа не
последовало, я осторожно повернула ручку, открыла дверь, сняла очки, откинула
капюшон и проскользнула внутрь.
Свет из коридора мягко осветил комнату. Окно было плотно
завешено тяжелыми шторами — признак того, что Тревор уже мог быть обращен.
Должно быть, у пижона-футболиста поработал собственный
дизайнер по интерьеру. Его спальня годилась на обложку «Архитектурного
дайджеста тинейджера». За занавесками на белом модульном столе стоял компьютер
с огромным плоским монитором. По одну сторону комнаты на стенке висела
плазменная панель с диагональю в миллион дюймов, а уголок под ним был мечтой
любого тинейджера. Я увидела красную надувную кушетку, машину для пинбола и
настольный футбол. Венцом всего этого безобразия служила здоровенная
полуночно-синяя кровать с изголовьем в виде футбольных ворот.
Я чуть не подавилась.
Из-под стеганого одеяла виднелись светло-золотистые волосы
Тревора. Я подавила нехорошие желания, пробуждаемые видом беспомощного врага, и
заглянула в ящик его компьютерного стола в поисках скрытых улик. Увы, там не
было ничего, кроме незаточенных карандашей, какого-то замка и использованных
батареек.
Я открыла жалюзи, за которыми находился шкаф, похожий на
склад спортивного магазина. В нескольких футах от него находилась стеклянная
полка, сплошь уставленная призами и медалями, а на стене красовались победные
фотографии и вырезки из школьной газеты, вставленные в рамочки. Я провела
пальцем по блестящему золоченому кубку, на котором не было ни пылинки, и вдруг
заметила позади него, под слоем пыли, нечто неожиданное — ту самую фигурку
Дракулы.
На миг у меня даже на душе потеплело, но тут Тревор
пошевелился.
Я на цыпочках скользнула к нему и застыла на месте.
Пижон-футболист, в нормальном состоянии выглядевший просто лучезарно, теперь
походил на ожившего покойника, хотя все равно оставался привлекательным. Ну за
что, спрашивается, кому-то дается все и сразу? Он и красавчик, и по воротам бил
без промаха!..
Хотелось бы знать, с чего этот консервативный сноб так
увлекся Луной с ее готскими замашками? Оттого, что она сама к нему клеилась? В
пику мне? А может быть, мой враг детства и вправду встретил свою истинную
любовь? Но самой большой загадкой оставалось то, с чего это так интересует
меня.
Я открыла сумочку, дрожащими пальцами извлекла зеркальце
Руби и подняла его под таким углом, чтобы поймать — или не поймать — отражение
Тревора. Именно в этот миг он перевернулся задел его, и оно выпало у меня из
руки. Я стала шарить по полу, разыскивая его.
— Что там такое? — послышался сиплый голос.
Я съежилась у его кровати и затаила дыхание, насколько
могла.
— Джаспер? Это ты?
Я приподняла край синего пухового одеяла с намерением
нырнуть под кровать, но вышел облом. Вместо пустого пространства там оказался
здоровенный выдвижной ящик. Можно подумать, ему в шкафу места мало!
Деваться, однако, было некуда. Оставалось задействовать план
«Б».
— Привет, Тревор, — сказала я, выпрямившись.
От неожиданности пижон-футболист противно ойкнул.
— Какого черта тебе здесь нужно? — выкрикнул он, придя в
себя и сев на кровати.
— Да просто... — Я замешкалась, нащупывая зеркальце и
пытаясь спрятать его обратно в сумочку.
— Как ты вошла?
— Меня впустила твоя няня, — прикололась я. — Честно говоря,
меня не удивило, что она у тебя есть.
— Что ты делаешь в моей комнате? — спросил Тревор,
приглаживая пальцами взъерошенные светлые волосы.
— Я услышала, что ты заболел.
— Ну и?..
— Решила узнать, не нужно ли тебе чего.
— Ты с катушек слетела?
— Я выполняю задание по охране здоровья. Тема такая —
оказание помощи нуждающимся.
— Но я не нуждаюсь ни в какой помощи, особенно в твоей.
— Это уж, знаешь ли, мне судить. По-моему, прежде всего ты
нуждаешься в солнечном свете. Это ведь только мне по душе такой мрак.
Я подошла к окну и взялась за тяжелые, шторы.
— Стой!
Он прикрыл ладонью глаза, но это не помешало мне полностью
раздвинуть занавески.
— Проваливай отсюда, придурочная! — заорал Тревор, щурясь.
Я ожидала увидеть какую-нибудь реакцию. Он мог отпрянуть,
мог и растаять, но не сделал ни того ни другого. Митчелл поднялся. Его бледное
лицо пылало от злости.
— Мотай отсюда живо! — велел он. — Убирайся обратно в нору,
где обитаешь. Хватит той заразы, которую ты уже занесла в мой дом.
Я выхватила из сумочки контейнер с чесноком и протянула ему.
— Это еще что?
— Чеснок. Он прочищает дыхательные пути. Почему бы тебе не
подышать, — приговаривала я, подступая ближе.
— Да убери ты эту гадость!
Худо Тревору от моего чеснока не стало, не то что
Александру, когда тот из-за меня случайно вдохнул чесночный запах. Футболист
только пуще разозлился.
— И не подумаю, — произнесла я тоном медсестры, заполняющей
карту больного. — Ты целовался с кем-нибудь в течение последних сорока восьми
часов?
