Глину Соловьев замачивал строго по рецепту деда, насколько он смог его запомнить. Сначала вымочил ее, и не просто вымочил, а развел до состояния густого киселя, приложив все усилия, чтобы получить однородную массу. Когда он этого добился, то все процедил через сито аудиоколонок, отделив ненужный шлак. Теперь предстояло выждать несколько дней, пока глина не осядет, после чего отлить лишнюю воду, а оставшейся дать выпариться. Только после этого материал можно использовать для лепки. Не сразу, но без этого никак.
Круг он установил в доме, пристроив в уголке, в качестве скамейки – вкопанный же пенек. Места под него ушло совсем немного, хотя и не сказать что Лариса обрадовалась такому соседству. Она считала, что для ремесел место должно быть на улице. Однако возразить против того, что работать предстояло в зимние вечера, а на морозе с этим делом никак не управиться, ничего не смогла.
На следующий день Дмитрий приступил к добыче дегтя. Чему Лариса была откровенно рада, заявив, что он очень даже подойдет и для лечебных целей. Надо заметить, у нее на чердаке уже целый стог различных трав – как из тех, что были известны ей, так и специфичных только для этого мира, это уже Сайна подсказала. Лариса очень хотела поподробнее порасспросить ее обо всем, но та могла поведать не так чтобы и много, за информацией нужно было обращаться к шаманам, которые передавали свои знания только своим ученикам. Остальные знали лишь малую часть, так сказать, для домашней аптечки. Ага. Еще чего. Нечего им делать, кроме как всем подряд выдавать свои секреты, – тогда их влиянию очень скоро может прийти абзац, а человек – это такая тварь, что с властью расставаться нипочем не захочет. А если ты держишь в руках чью-то жизнь, то это уже власть и влияние.
Деготь добыть не столько трудно, сколько долго и без разницы, сосновый или березовый. Первый в основном можно было использовать либо как противокоррозийную пропитку, либо для просмаливания лодок. А вот последний можно применять в первую очередь как смазку, на что сосновый никак не шел. Загусти – и получишь клей, вполне приличный и влагостойкий, вот только нагревать его не стоит. Надо заметить, что местные использовали только смолу сосен, которую просто собирали со стволов или добывали, делая надрезы на коре.
Труднее всего оказалось найти приемлемую для этого посудину. Можно было использовать кое-что из их запасов, но металл не очень любит контактировать с огнем, потому как после этого с легкостью поддается коррозии. Оставались горшки, доставшиеся из мертвого лагеря и привезенные Сайной в качестве приданого. Подобрал парочку подходящих. Пришлось приложить усилия, чтобы просверлить в дне одного из них небольшое отверстие, но ничего, справился. Потом выкопал яму, туда поместил один горшок, сверху приладил тот, что с дыркой, и прикопал наполовину землей, чтобы он не шевелился лишний раз. В него же уложил плотно скрученную в рулон бересту, заполнив емкость до отказа, после чего накрыл сверху донышком от другого горшка, которому не повезло лопнуть, и обмазал глиной, чтобы огонь не попал вовнутрь.
Вот, собственно, и все. Устройство по получению дегтя готово. Остается только разжечь на нем костер, так чтобы и пламя было жарким, и углей было в достатке. Тут главное, чтобы керамика выдержала, если лопнет и огонь доберется до бересты, то все насмарку. Выгорит подчистую. Однако им повезло: ничего такого не произошло, разве только поддерживаемого весь день костра оказалось недостаточно. Не вся кора обуглилась, и, как следствие, не всю смолу отдала, но главное – что деготь был. Не сказать что вышло его в избытке, но и немало, учитывая количество использованного материала. Во всяком случае, для первоочередных нужд, а именно запуска гончарного колеса, вполне хватит, еще и останется, разве только его малость загустили, подержав рядом с костром и дав выпариться.
С пробой он тянуть не стал. Присел в углу при лучине и приступил к работе. Ну да, с освещением наметились кое-какие проблемы. Светильник и малые фонари окончательно сели, большой пользовали редко, так что он все еще был жив, но лучше бы его приберечь. Попробовав плошку с мамонтовым жиром, решили про этот эксперимент просто забыть. Мамонтятина на вкус оказалась чем-то похожа на говядину, разве только более жесткая, жир вполне подходил для приправ блюд и был даже вкусен, но вот подгоревший издавал такое зловоние, что впору сидеть в темноте, чем при таком освещении.
Лариса слегка так прошлась по Дмитрию и по поводу того, что пора бы уже пчелок разыскать и попросить их поделиться своими запасами. Да только где ты их теперь сыщешь. Тем более что за все время они так ни разу и не встретили ни одной трудяги. А вдруг их и нет вовсе. Ага. Обломись. Пчелы там или нет, но какие-то жужжалки, у которых очень много вкусностей, тут точно есть. Сайна сообщила, что охотники иногда приносят сладости. Вот только нечасто. Не так просто подгадать момент, когда насекомые набросятся на позарившегося на их запасы медведя, и под шумок уволочь сладкого для своих близких. Иначе никак нельзя. Бывало, что чересчур самоуверенного охотника они кусали до смерти. Кто бы сомневался, пчелки особого подхода требуют, можно сказать, трепетного.
Но в любом случае в этом году заниматься этим было рановато. Тут ведь не просто увидел дупло – и вперед. Нужно подготовить необходимое снаряжение, чтобы не ждать, когда топтыгин полезет лакомиться и отвлечет на себя пчелок. А еще лучше – вообще как-нибудь утащить этих работниц к себе на полуостров. Не. К этому вопросу однозначно нужно подходить основательно.
Подумаешь, глина не готова и он использует вообще сырую, ему сейчас было главным почувствовать сам процесс. Он ведь только пару раз видел, как мастер работал, сам же даже не сидел за рабочим местом. Хотел было попробовать, да его не пустили. Хочешь учиться – давай все честь по чести, с самых азов, но далеко не с круга. Ах, любопытно, – вот и иди себе, мил человек.
Самое паршивое, что трудности начались не с глины, а с гадского круга. Нет, день, убитый на то, чтобы сделать все более или менее ровно, не пропал даром, все вроде вертелось нормально. Тут другое. Как только он попытался начать вращать круг ногами, вдруг обнаружил, что ни черта у него не получается. Не хочет этот агрегат вращаться так, как надо. То он его пихнет, то запнется. Нет, пока отдельно ногами вращает, следя за ними, все более или менее, но как только попробует руки протянуть к шматку глины на вращающемся столе – все, сбивается напрочь. Тут уж или руками, или ногами. Ничего не попишешь, нужно убивать время и просто тупо вращать круг, чтобы ноги вошли в ритм и работали сами по себе, без участия головы.
Через несколько дней, прошедших в трудах и заботах, как дневных, так и вечерних, на острове вновь появился Рохт. Не с пустыми руками и не просто так. Во-первых, он привез выделанные шкуры и отделенный от них мамонтовый волос, много волоса. Вот и занятие на долгие зимние вечера, успевай только заготавливать лучины. Из этого материала Дмитрий решил наплести веревок – как тонких концов, так и толстых. Материал куда прочнее конского хвоста, так что должно было получиться очень ладно. Нет, ну помучается сначала, пока в ритм не войдет, не без того, ну да тут все так, через «не могу» и наплевав на «не умею». Не можешь – научишься, не хочешь – жизнь заставит.
