— Цена-то вроде у всех одна, — тоном опытного путешественника сказал я. – Четыре короны Соединенного Королевства, я помню.
— Так то когда было, — отмахнулся Мацуца Умбецис. – Теперь шесть. Да не смотри так, я не вру. Хочешь, спроси в городе, все столько берут. Кристаллы ваши уж больно дороги, а толку от них мало.
Я неопределенно пожал плечами. Очень удобный жест. Может означать все что угодно, от «да ладно, не заливай, все равно больше четырех не дам» до «Магистры с тобой, шесть так шесть». Гораздо приятней, чем покорно соглашаться или затевать спор.
— В общем, так, — сказал хозяин гостиницы. – Есть мой кузен Калуцирис. Надежный возница, амобилер у него совсем новый, тридцати лет не прошло, как купил. На полудюжине кристаллов, а не на двух-трех, как у прочих голодранцев, так что быстро поедете. Сиденья богатые, мехом чангайской лисы выстелены, на такое не стыдно задницу умостить и через весь город проехать. Больших людей на границу возил. Даже самого Його Чунгагу из страны Укумби, он у них там очень знатный человек, по-вашему вроде графа.
— О да, — только и смог выговорить я. – Еще бы.
Штука в том, что я прекрасно знал, кто такой Його Чунгага. Замечательная личность, хотя, конечно, никакой не граф и стать таковым не мог бы при всем желании. У них в Укумби с иерархией обстоит так: или ты капитан, или простой пират, или береговой житель. К последним относятся даже не с презрением, а с жалостью, как к совсем пропащим, охотно делятся с ними награбленным добром и снисходительно принимают посильную помощь, всякий раз искренне удивляясь – вот ведь, в море ни разу не был, такой бедняга, а съедобный суп из моллюсков сварить вполне способен, поразительное достижение! Высшей же кастой считаются немногочисленные кораблестроители; думаю, за всю историю Соединенного Королевства ни один Великий Магистр не пользовался столь безоговорочным влиянием на все население, каким по умолчанию обладают суровые укумбийские мастера. Впрочем, плевать они хотели на власть, люди им интересны разве только в качестве товарищей уже построенных и будущих кораблей; поэтому, кстати, без их одобрения науке морской охоты никого обучать не станут, будь ты хоть трижды сыном, внуком и правнуком знаменитейших капитанов.
Так вот, в юности Його Чунгага был одним из матросов на шикке «Злобный Менкал», капитан которой с пьяных глаз, не разобравшись, напал на каруну, следовавшую из Уандука домой, в Ехо. Наши ребята легко справились с пиратами и привезли всю команду в столицу для показательного суда. Посол Чекимба Битый Рог в очередной раз принес официальные извинения Его Величеству Гуригу Восьмому, а его неудачливые земляки дружно отправились в каторжную тюрьму Нунду. Всего на год, потому что долго держать укумбийцев вдали от моря – все равно что пытать, а пытки у нас запрещены. Обычно, если дело обошлось без жертв, их вообще сразу отпускают, ограничившись суровым штрафом, но команде «Злобного Менкала» не повезло – их капитан слишком грубо разговаривал с чиновниками Канцелярии Скорой Расправы, и те в отместку устроили небывало свирепый судебный процесс.
И вот там-то, в Нунде, среди Гугландских болот, внезапно взошла звезда Його Чунгаги. Чтобы не сдуреть от тюремной скуки, он принялся сочинять песни о пиратских походах – сперва настоящих, а потом вымышленных, поскольку истории, свидетелем которых он успел стать, довольно быстро закончились, а вдохновение не иссякало.
Друзья-пираты подняли парня на смех – до сих пор на островах Укумбийского моря сочинять песни было не принято. Зато остальные товарищи по каторге слушали Його Чунгагу открыв рот, заучивали его песни наизусть, а отбыв срок и вернувшись домой, охотно пели их в столичных и провинциальных трактирах. Пиратские баллады Його Чунгаги быстро распространились по Соединенному Королевству и вошли в моду – это стало окончательно ясно после того, как самый знаменитый столичный тенор Екки Балбалао исполнил одну из них на очередном благотворительном концерте для горожан в честь Дня Середины Года.
Так что Його Чунгага вышел из Нунды настоящей знаменитостью. Столичные любители музыки послали за ним амобилер, в складчину наняли для талантливого пирата роскошный дом в Новом Городе, затаскали его по приемам, вечеринкам и концертам; знатные дамы крутили с ним романы, а университетские профессора водили по трактирам; по результатам загулов они писали вдохновенные исследования об особенностях ритма дыхания жителей Укумбийских островов, которые, дескать, и стали залогом уникальности песенной лирики Його Чунгаги.
Однако бедняга страстно мечтал вернуться к прежней пиратской жизни. Как бы удачно ни складывались его дела в Ехо, а для всякого укумбийца, прошедшего в юности обряд посвящения в Морские Охотники, любой другой образ жизни – сущая мука. От долгой жизни на берегу они рано или поздно сходят с ума, и это, к сожалению, не художественное преувеличение.
Но пиратская карьера Його Чунгаги накрылась, как выражается в таких случаях сэр Макс, медным тазом. Укумбийские пираты – народ серьезный. Все капитаны наотрез отказывались брать в команду легкомысленного сочинителя песен, а с прежними соратниками Його Чунгага рассорился еще в Нунде. Безвыходное положение!
Выход, однако, нашелся, причем совершенно неожиданный. Я, собственно, почему так подробно знаю эту историю – сэр Кофа рассказывал, что пожалел горемычного пирата-песенника и лично отвел его к Лысому Комосу, одному из лучших столичных Мастеров Совершенных Снов. Тот сделал для Його Чунгаги несколько дюжин подушек со снами о морских сражениях, и бывшему пирату значительно полегчало. Однако некоторые детали сновидений казались ему недостаточно реалистичными, что неудивительно – Лысый Комос, при всех его талантах и знании жизни, в морском деле не смыслит ни бельмеса. Поэтому в конце концов Його Чунгага решил выучиться мастерить сновидения сам. А Лысый Комос, в отличие от большинства коллег, очень любит учить людей своему искусству. Дай ему волю, вообще только этим бы и занимался, но учениками, говорят, не прокормишься, все-таки готовые подушки для сна гораздо более востребованы.
Його Чунгага оказался очень старательным учеником. И, судя по всему, чрезвычайно способным. Начав заниматься с Лысым Комосом, он быстро утратил интерес не только к пиратским сражениям и сочинению песен, но даже к прекрасным дамам и компанейским профессорам, а на такое аскетическое самоотречение мало кто способен.
Пару лет спустя Його Чунгага покинул Ехо, и одни поговаривали, что он изменил внешность и отправился в Укумби в надежде, что его не узнают и возьмут на какой-нибудь корабль, другие — что бедняга все-таки сошел с ума и отправлен в отдаленный Приют Безумных, третьи же рассказывали о головокружительном романе с какой-то шиншийской принцессой, которая увезла гениального песенника ко двору своего отца. Все сходились на том, что о Його Чунгаге мы еще долго не услышим.
И вот теперь, ужиная в Цакайсысе, я вдруг выяснил, что произошло на самом деле. Если бывший пират нанимал здесь амобилер до тубурской границы, значит, он отправился в горы совершенствоваться в искусстве сновидений. Наверняка по совету своего учителя – Лысый Комос, как и большинство его коллег, сам провел в Тубуре несколько лет, без этого на настоящего мастера не выучишься.
