Зато доподлинно известно, что наряды и украшения, превратившие приграничные манекены в настоящие пугала, – это уже дело наших рук. В смысле тех, кто ездит через эту границу. Почти каждый путешественник считает долгом внести свою лепту в общее творение – оставить горемычным стражам изамонской границы испорченную в дороге одежду и стоптавшиеся башмаки или облезлую меховую шапку — случайный боевой трофей, память о ночном визите в какой-нибудь «лучший гостеприимный трактир» Цакайсысы. Или просто яркую тряпку привязать, а если нет при себе лишнего хлама, сплести венок из полевых цветов, сунуть в деревянные руки суковатую палку, раскрасить лысую голову остатками тарунской краски для ногтей. Прибавьте к этому набор нехитрых колдовских трюков, которые с горем пополам удается осуществить вдалеке от Сердца Мира, учтите, что все более-менее приличные вещи растаскивают предприимчивые возницы из Цакайсысы, в благодарность сваливающие к ногам манекенов скопившийся за дорогу мусор, сделайте поправку на то, что это веселье тянется как минимум лет шестьсот, и тогда вы получите хотя бы приблизительное представление о том, как выглядит государственная граница между Изамоном и Тубуром. Страшный сон юного послушника Ордена Водяной Вороны, как говорила в подобных случаях мама; в детстве я понимал ее буквально и немного жалел, что этот Орден давным-давно прекратил существование. Думал: похоже, самые интересные сны доставались именно его послушникам, а теперь даже непонятно, куда за ними идти.
Но, став взрослым, я узнал правильный ответ. В Тубур, конечно, куда же еще.
Я помахал на прощание кузену Калуцирису, надел на ближайший манекен специально прихваченную из дома старую зимнюю маску в виде головы буривуха и пошел в Тубур.
Примерно через час окончательно стемнело, даже луна скрылась не то за горизонтом, не то просто за тучами. Но для угуландца это не повод прерывать путь. Ночное зрение у нас отменное, тут нам повезло. Впрочем, даже если бы мне пришлось передвигаться на ощупь, вряд ли это меня остановило бы. После долгого дня, проведенного в амобилере, ходить пешком – огромное удовольствие, и отказываться от него нет дураков.
К тому же я надеялся заночевать примерно в дюжине миль от границы, в гостеприимном горном городке Соис Боис Эоисе, о котором слышал немало хорошего. В прошлый раз мы с приятелями туда не попали. Тогда наш путь пролегал из Тулана в Тарун, а оттуда – в Анбобайру, где мы порядком заплутали, даже мой нюх не помог – с непривычки я доверился местным ветрам, которые те еще шутники, дуют, как хотят, и запахи приносят, откуда вздумается; если и есть в их поведении какая-то логика, я ее не постиг. В итоге, вместо того чтобы вернуться прежним маршрутом, мы забрели на территорию Тубура, где присоединились к группе более опытных путешественников и отправились с ними кратчайшим путем в Изамон, соблазненные твердо обещанными местами на корабле, следующем прямо в Ехо. Я бы тогда еще поплутал с радостью, но дома ждали дела, близился учебный год, пропускать который мне не хотелось, и я отложил путешествие по Тубурским горам на неопределенное будущее. Я вообще легко откладываю на потом всякие желанные вещи; Хенна иногда говорит: «Ты живешь, как бессмертный», — и она, конечно, права. Так уж меня воспитали; повзрослев, я как следует обдумал привитую мне концепцию и решил оставить все как есть – от добра добра не ищут.
А в Соис Боис Эоис я в тот вечер так и не попал. Не устал и не заблудился, напротив, слабые ароматы человеческого жилья уже щекотали мои ноздри, но куда сильней оказался запах приближающегося ливня. А с весенними ливнями в этой части Чирухты лучше не шутить. Утонуть в дождевых струях здесь – ну, не то чтобы самое обычное дело, но раз в несколько лет случается и особого удивления у местных жителей не вызывает.
Хорошо, что я заранее учуял грядущее бедствие, успел свернуть с тропы и отыскать отличную пещеру, вырубленную в скале специально для путников, застигнутых непогодой, – вход в нее был расположен на высоте моего роста, такую точно не затопит. Я завесил узкое входное отверстие непромокаемым плащом, забрался поглубже, вытряхнул из пригоршни несколько прихваченных с собой одеял, соорудил из них превосходную постель, устроился со всеми удобствами, и только тогда мир содрогнулся от грохота обрушившейся на него воды. Я много слышал о весенних ливнях в горах Чирухты, но даже вообразить не мог, как это бывает, – словно бы все воды Великого Средиземного моря одновременно обрушиваются на землю из гигантского небесного ведра. И рассказать не возьмусь, бессмысленно даже пытаться передать мои впечатления словами. Скажу только, что я был совершенно оглушен, почти ослеплен, не знаю, жив ли, но, безусловно, счастлив.
Весенние ливни очень непродолжительны – в противном случае вся Чирухта давным-давно оказалась бы под водой и говорить нам сейчас было бы не о чем. Буквально две минуты спустя грохот воды – не утих даже, а мгновенно оборвался, словно ее и правда лили на нас из ведра и теперь оно опустело. Но покидать гостеприимную пещеру я не собирался. Какой смысл? Все тропы сейчас временно превратились в бурные ручьи, а у меня тут уже расстелены одеяла, последние пирожки из «Драгоценного покоя великолепного странника» не так уж зачерствели, и если я открою бутылку осского аша, отсутствие кувшина с горячей камрой быстро перестанет меня печалить. Впрочем, камры-то в Чирухте все равно не допросишься, а если все-таки найдешь место, где ее варят, крупно пожалеешь: чем дальше от Сердца Мира, тем хуже становится ее вкус. Думаю, если бы какой-нибудь герой отважился приготовить камру в Арварохе, у него вышел бы самый опасный яд за всю историю алхимических экспериментов. А в Уандуке и Чирухте получается просто вполне безобидное рвотное зелье, но по доброй воле такое пить, конечно, не станешь.
Угревшись, я заснул, и мне приснилось, что в пещере вместе со мной от непогоды прячутся ветры – южный, дующий с моря, и северный, пришедший с тех самых гор, куда лежал мой путь. Они деликатно устроились у входа, чтобы не стеснять меня, свернулись клубками, как огромные прозрачные коты, и тихонько посвистывали – дышали.
Во сне я подумал – надо бы расспросить их о пропавшей леди Кегги Клегги, ветры часто знают больше, чем люди. Но мои соседи дремали, и я постеснялся их будить. Со мной такое и наяву часто случается.
Поэтому, проснувшись, я чувствовал себя растяпой. Такой шанс упустил! Правда, ветры мне просто приснились, не могли же они на самом деле ночевать в пещере, как заплутавшие в горах купцы. Но кто их знает, эти тубурские сны. Вполне может оказаться, что здесь, в стране сновидцев, они равносильны событиям, происходящим наяву. Я бы не удивился.
Чтобы положить конец душевным терзаниям, я послал зов начальству и покаялся. Сэр Джуффин очень развеселился. Сказал, что если по уму, то ругать меня за ошибку, совершенную во сне, следует там же. На прощание посоветовал срочно обзавестись дюжиной тубурских талисманов, охраняющих от кошмарных снов, – дескать, это единственный способ избежать его начальственного гнева. Словом, поговорив с шефом, я лишний раз убедился, что несколько минут смеха с утра отлично заменяют завтрак, до которого мне еще предстояло добраться.
До Соиса, ближайшего из трех поселений, образующих городок Соис Боис Эоис, я шел часа полтора: дорога после давешнего дождя все еще никуда не годилась. И когда я наконец пришел, вид у меня был соответствующий, словно всю ночь с беспутными хлеххелами пьянствовал – босой, мокрый до нитки, в волосах трава, в карманах речной ил. Зато уж там вознаградил себя за все лишения сразу. Соис Боис Эоис – городок приграничный, и гостиниц там сколько душе угодно. В первой же для меня нашлась не только комната под крышей, благоухающая свежевыглаженным бельем, древесной стружкой и ташерскими благовониями, оставшимися, вероятно, от предыдущего жильца, но и ванная с подогретой водой, и целый котел горячего травяного супа, больше похожего на компот, и такая высоченная гора творожных блинов, что из схватки с ними вышел бы победителем разве только сэр Кофа, да и то есть у меня некоторые сомнения – при всем безграничном уважении к его могуществу.
