Себастьяну показалось, что его губы начинают неметь, как на сильном морозе.
– Что ты мне предлагаешь? – выговорил он.
Привязанный к мачте пленный кемметери закинул голову так, чтобы был виден его гладко выбритый подбородок и мускулистая шея, и беззвучно рассмеялся.
– Предлагаю – я? Мне показалось, что это тебе есть что предложить мне…
– Это что такое?! – громыхнул за спиной Себастьяна тяжелый, сырой, недовольный голос. – Что ты тут делаешь, меррррр… за-вец?
– Вопрос определенно адресован не мне, – спокойно сказал Магр Чужак.
В нескольких шагах от Себастьяна, держась рукой за переборку и тяжело дыша, стоял барон Армин. В руках у него была внушительная чаша с широчайшим верхом. При желании в ней можно было купать ребенка. (Кстати, сам барон Армин неоднократно купал свою единственную дочь в пиве, утверждая, что от пенного напитка волосы – гуще, а здоровье и того пуще.)
О дочери речь и зашла. Мимоходом…
Тяжело ступая, дядюшка Армин приблизился к Себастьяну и произнес:
– Ты хоть знаешь, с кем тут шушукаешься? Думаешь, я не слышал, о чем вы тут?.. Про Аннабель? А-а! Да я ж тебя!.. Лягушачье отребье!
– Мне почему-то упорно кажется, что в вашей собственной родословной лягушки замешаны больше, барон, – негромко произнес Магр Чужак. Его своеобразный металлический акцент придал этим наглым словам особенную надменность и оскорбительность.
Барон поставил чашу на пол прямо у ног кемметери. Он засопел и, вытянув из-за пояса увесистый топорик, взмахнул им раз и другой.
– Вы пьяны, – сказал Себастьян.
Тот скосил на воспитанника налитые кровью глаза и, снова переведя взгляд на оскорбившего его чужеземца, выговорил:
– А хоть бы и так! Если бы ты только знал! Как я вас всех! Если бы ты… только… Э-эх! – выдохнул он и наискосок рубанул Магра Чужака по ребрам.
Тот изогнулся и заскрипел зубами. Этим топориком повар Жи-Ру легко перерубал даже бычьи ребра. Что уж говорить о человеческих…
– Дядюшка, да что ты такое творишь! – взвился Себастьян и вцепился в массивные плечи барона Армина.
Тот развернулся, и воспитанник полетел в сторону и грянулся головой о переборку. Инцидент на второй палубе для Себастьяна был исчерпан…
Барон Армин, багровый, страшный, повернулся к обездвиженному пленнику и снова поднял топор.
И вот тут его глаза, и без того выкаченные от ярости, полезли на лоб.
Веревки, которыми был опутан Магр Чужак, вдруг упали к его ногам, словно изнемогшие от холода змеи. Отдать должное барону Армину – он очень быстро пришел в себя и, вскинув топор, стал в боевую стойку. Чужеземец повел себя совершенно не так, как мог предположить стремительно трезвеющий барон Армин. Волнообразным движением тела он стряхнул с себя остатки пут и, присев на корточки, протянул вперед правую руку.
Прямо к принесенной бароном Армином чаше, которая стояла в шаге от него.
Барон был пьян и там, в кают-компании, перепутал напитки, налив себе не боррского эля и даже не веселого вайскеббо, от которого зрелый мужчина становится младенцем.
В чаше была вода.
Простертые над ней пальцы Предрассветного брата вздрогнули, и на водной поверхности затанцевали узкие, как иглы, всплески, свивающиеся в один тусклый, направленный острием кверху столбик.
Себастьян открыл глаза. В затылке копошилась деловитая и наглая неторопливая боль. Прямо перед воспитанником висело застывшее в жуткой сардонической улыбке лицо опекуна, барона Армина. У него были восковые щеки и желтый, как старый сыр, лоб. На переносице, под глазами, в уголках рта проступили синеватые пятна. Себастьян резко подался в сторону, и тотчас же его качнуло так, что он почти потерял контроль над собой и наверняка бы упал в воду с переворачивающейся лодки…
Если бы барон Армин, утратив равновесие, не упал в противовес своему воспитаннику.
Пока еще живому воспитаннику.
Они находились вовсе не на второй палубе. Они полулежали во все еще покачивающейся лодке где-то в море близ архипелага Аспиликуэта.
Рука Себастьяна повисла вдоль борта посудины. Зачерпнув пригоршню воды, он ополоснул лицо и несколько раз больно ущипнул себя за переносицу, чтобы убедиться, что это не сон.
Стараясь сохранять хладнокровие и двигаться вкрадчиво и плавно, он подтянулся к мертвому барону и заглянул в его распухшее лицо. Одно из век было чуть приоткрыто, и под ним виднелась мутная полоска глазного яблока. Себастьян стиснул зубы и, взяв обеими ладонями голову опекуна, потянул на себя.
Желтый лоб барона уткнулся в локтевой сгиб воспитанника. Глазам Себастьяна предстали основание черепа и мощная шея барона, поросшие редким рыжеватым волосом. Там алела небольшая, совсем невинно выглядящая ранка. Себастьян ошалело потянул ноздрями воздух и, зажмурив глаза, окунул указательный палец в рану.
Кончик легко ушел вглубь. Нет! Не последнее тепло уже остывающей плоти, а крепкий, цепкий холод разом схватил палец Себастьяна.
– Так… – пробормотал тот и, склонившись к дядюшке Армину и почти коснувшись носом его выгнутой шеи, снова сильно втянул воздух обеими ноздрями.
Нежный, сладкий аромат еще тлел в смертельной ране барона.
– Резеда, – отчетливо выговорил Себастьян.
Глава 6
Письма издалека
Было раннее утро. Там, вдалеке, на востоке, на молочно-серой пелене просыпающегося моря разгоралось нежное розовое сияние. Конечно, Себастьян не надеялся увидеть в пределах видимости корабль. Еще неизвестно, сколько он с телом мертвого дядюшки покачивался тут на волнах. Судно ушло за горизонт, в бездну, и только демоны моря – а лучше все-таки чужое существо по имени Магр Чужак, – могли сказать, с каким экипажем отправился от архипелага Аспиликуэта бриг «Летучий».
«Что же с тобой случилось, дядюшка Армин? – с горечью подумал Себастьян. – Почему ты, человек добрый, хотя и необузданный, вел себя как сорвавшееся с цепи дикое животное? Просто безумие… Но главное, что эти недостойные мгновения оказались последними в твоей жизни…»
Себастьян пошарил руками вокруг себя и наткнулся на кожаный мех с водой, несколько шматов вяленого и маринованного мяса, а также полголовки сыра. Вся эта снедь лежала в небольшом открытом погребце на корме лодки.
Впрочем, есть хотелось меньше всего. Поэтому Себастьян ограничился двумя скромными глотками воды. Висящее напротив него мертвое желтое лицо барона аппетита также не внушало, но выбросить тело за борт Себастьян, конечно, никак не мог.
Собственно, принять какое-то разумное решение (неважно, в отношении чего) он пока не мог. Лодка, в которую заботливо положили не только воду и продовольствие, но и весла, находилась лигах в полутора от все того же острова Куэта-Мор: Себастьян легко узнал его по цепи пиков.
