Из портала мы вышли… в моем кабинете. Я мгновенно стала пунцовая, так как взгляды у моих секретарей и присутствующих здесь архитекторов были… странные. С другой стороны, а что они могли еще подумать, учитывая одеяние кесаря?! Продолжалось это недолго, через мгновение все стояли, склонив головы перед повелителем, и все же я, кажется, продолжала краснеть. Кесарь на присутствующих не обратил и малейшего внимания.
— Какой проект придворцового парка и реконструкции дворца ты собиралась представить на мой суд, придирчивая моя?
Молча прошла к стеллажу, выбрала нужную папку, достала два проекта. Кесарь, что примечательно, выбрал тот, что больше всего нравился мне.
— Идем, — мне снова протянули ладонь и опять открыли портал.
На сей раз мы вышли в пустыне, наверное, в пятистах шагах от дворца. И если я была в платье и даже набросила на плечи шаль, то император… в одном халате на голое тело, а на рассвете над степью завывал весьма прохладный ветерок.
— Не имеет значения, я не болею, — отозвался Араэден и развернул план будущего сада. — Отойди на шаг, взволнованная моя.
А ведь и вправду волнуюсь, даже губу прикусила. Но последующие события заставили действительно поволноваться! Потому что кесарь закрыл глаза, раскинул руки, и от его ладоней по направлению к дворцу понеслись золотые всполохи… но не огня. Это как если бы сверкающая золотая пыль взметнулась вихрем, только горизонтальным. И этот вихрь понесся к дворцу, окутал его, а после…
— Все, — просто сказал наш бессмертный и всемогущий.
— Что «все»? — не поняла я, но с такого расстояния даже в предрассветных сумерках было заметно, что с дворцом что-то явно не так.
Кесарь подошел, чуть склонился ко мне и доверительно прошептал:
— Там только что качественно потрудились двадцать три тысячи оитлонских строителей.
Это была ирония. Точно ирония.
— Дай руку, недоверчивая моя! — раздраженно прошипел кесарь.
Дала, прошли в портал, вышли в парке. Парк потрясал воображение — мощеные дорожки, лужайки с обстриженной травой, фонтаны, аллеи, кусты роз… Ну все, как я и хотела, однако доверяй, но проверяй. Придирчиво сверилась с планом и поняла, что да — полное соответствие моему замыслу.
И тут до меня дошло:
— Вы!.. Только что… используя магию…
— И двадцать три тысячи доблестных оитлонских рабочих… — поддел кесарь.
Мог бы и раньше сказать, я бы тогда эту ночь спала спокойно, а не думала о несчастных убиенных отилонцах!
— Три, два, один… — почему-то меланхолично отсчитал император.
А вот я… мои мысли стремительно понеслись вперед и…
— Мой император, — я замерла, потом подумала и схватила его ладонь обеими руками, чтобы не убежал, — а давайте вы посмотрите еще и проект перестройки Праера и…
— Моя императрица, — насмешливый поклон, — добрых снов вам и спокойной ночи.
С этими словами, мягко высвободив свою руку, кесарь исчез в портале.
А я чуть не попинала ближайший кустик от досады. И злости, на себя в первую очередь! И на супруга тоже. Потому как мог сказать, что никаких рабочих не было, а наличествовала только магия! И желание у меня такое появилось — попинать кесаря. И даже не за то, что скрыл, а за явный отказ поучаствовать в перестройке Праера. Между прочим, это его столица, мог бы и затратить пару мгновений личного времени на дело, а не на… постельные развлечения! А потом я вспомнила, что мне есть кого попинать как в физическом, так и в моральном плане.
* * *
Спустя час я уже нашла информацию о тех семи тысячах строителей, которые якобы пропали. И о других фактах казнокрадства, и даже о покупке недвижимости вместо ее постройки.
— На дыбу, — ласково сообщила я градоправителю Нейтхе и трем его подельникам, стоящим передо мной с повинными головами.
— Ваше высочество… — простонал несчастный бедный чиновник.
И не удивительно, что бедный! Конфискация всего движимого и недвижимого имущества в пользу короны — вот приговор, коего ни единому казнокраду в Оитлоне не избежать. А этот ко всему прочему еще и подвергнется публичной казни — за наглую ложь собственной правительнице!
— На дыбу, — зевая, повторила я, — три часика повесите при всем честном народе — и в тюрьму.
Зевнула снова, стараясь не вспоминать бессонную ночь.
— Ваше высочество, — заныл градоправитель.
— В тюрьму, и без разговоров… — я опять зевнула.
И пока прикрывала рот рукой в процессе зевания, как-то не обратила внимания на то, то все присутствующие разом поклонились.
— В кроватку, — прозвучал ласковый голос кесаря, от которого спать вмиг расхотелось. — И без разговоров.
Я даже ответить не успела, как меня подняли на руки и унесли в портал. Попыталась вежливо отказаться, но в итоге снова широко зевнула. И кажется, я уснула прежде, чем кесарь положил меня на постель, причем, похоже, на свою.
Утром я проснулась в спальне кесаря. Одна. Как выходила из нее под пристальными взглядами стражников, история особая. А после быстро переоделась — и к шенге. Ибо теперь у меня была не просто надежда, теперь у меня была твердая уверенность в том, что от кесаря я в ближайшее время избавлюсь.
* * *
С таким упоением я еще никогда не выполняла свои государственные обязанности. Поднимаясь утром, я переносилась к шенге, но, даже изучая мудрость леса и познавая силу земли, мысленно была в делах Прайды. Потому что я фактически строила государство для нас… нас с Динаром. Упоительное чувство! Наверное, нечто подобное испытывает молодая жена, обустраивая семейное гнездышко. А у меня имелось не просто гнездо, а целый лес гнезд разнообразной формы и с разнообразным устройством. Но, несмотря на масштаб, я была счастлива и считала дни. По нашим с Динаром расчетам, узурпаторской власти кесаря оставалось не более сорока трех дней, так что было от чего радоваться жизни.
И я фактически летала от счастья. Прав шенге — любовь дарит крылья. На этих крыльях и парила из одного конца Прайды в другой. Эти крылья помогали без устали разбирать прошения и жалобы, с этими крыльями за спиной я выдвигала требования подвластным государствам. И несомненно, именно ощущение безграничного счастья позволяло мне переносить общество супруга, у которого словно с каждым днем портилось настроение.
Доходило до абсурда.
…Внеочередное заседание Альянса Прайды. Я собрала всех представителей правящих родов, в основном сами правители и прибыли. Предстояло решить несколько важных вопросов, и в числе первых ограничение армий в подвластных государствах. Заседание проходило в соответствии с протоколом, мне как инициатору реформы первой было дано слово, и я стояла на белом мраморном круге, оглядывая высокие ложи с недовольными главами подведомственных государств и «радовала» присутствующих:
