— А хозяин-то куда подевался?
Сельвия замерла. Ее пальцы беспокойно теребили замызганный платок, повязанный на поясе.
— Скотину, наверно, пошел проведать, — робко проговорила она, запинаясь. — Стая вокруг бродит. Волки, — спохватившись, уже уверенней добавила она.
Лжет неумело, но я не стал настаивать.
— А мальцов что не слышно? — располагаясь на скамье, небрежно спросил я. — Спят что ли?
Взгляд, брошенный на занавеску в углу комнаты, выдал ее с головой. Я прислонился к стене. Устал. Ноги гудят. Хозяйка постаралась увести разговор в сторону.
— Что с рукой — поранил?
Я взглянул на руку, обмотанную тряпкой. Даже не развязывая, я мог сказать, что Перстень наливается светом. Велес тоже тревожно ворочается, оповещая о надвигающейся опасности.
— Пустяки.
Лицо Сельвии залила мертвенная бледность, ноги подкосились, и она осела на пол, усыпанный сухим тростником. Знает! Она знает о Перстне. Меня поджидали. Занавеска колыхнулась, и оттуда появилась любопытная рожица.
— Подойди.
Сельвия протестующе вытянула руку.
— Не волнуйся, хозяюшка, — как можно ласковей произнес я.
Черноглазая девчонка в длинном сарафане смело подошла к столу.
— Смотри и не пугайся.
Я сделал несколько театральных пассов руками, и в моей ладони появился голубой светящийся шарик.
— Возьми.
От восторга ее глаза расширились, и робкая улыбка промелькнула на губах.
— Протяни ладони.
Ребенок безропотно подчинился. Я поднес руку к губам и легонько дунул. Шарик плавно перелетел к девочке. Она испуганно отдернула руки, но, убедившись, что он не жжет, заливисто засмеялась. Такого два постреленка выдержать не могли и спешно присоединились к старшей сестре. Черноглазые, вихрастые, мал мала меньше, очевидно, погодки, с завистью и надеждой протягивали ладошки. Я сотворил каждому по светящемуся шарику — красный и зеленый.
— А теперь слушайте — мне нужно с вашей мамкой поговорить.
Бледность с лица Сельвии сошла, но страх остался.
— Сколько у меня в запасе времени?
— Я не виновата, господин.
— Оставь. Сколько?
— До утра.
«Неплохо. Успею перекусить и вздремнуть. Хотя — стоп! Дети. Выйти придется подальше, если они решатся напасть, пусть это случится подальше от малышей».
— Я уйду, не волнуйся.
Сельвия даже не пыталась скрыть вздох облегчения.
— Что же это я, — всплеснула она руками, — за стол усадила, а покормить забыла.
В горшке оказалась каша с бараниной. Появился хлеб, овощи и жбан с брагой.
— Не посетуй за скудность, господин.
Видела бы ты, чем питался господин, еще пару суток назад.
— Не суетись. Лучше расскажи, что здесь происходит.
Она разом сникла и вновь стала похожа на испуганную мышь.
— К кому побежал муж?
И тут случилось то, что я меньше всего ожидал — она по-бабьи заголосила.
— Не губи, господин.
— Ты что? Я чуть не подавился. Разве можно так пугать людей.
Крупная слезинка повисла на носу Сельвии. Зажав ладонями рот, она тяжело всхлипывала. Детская возня на миг стихла и три мордашки удивленно уставились на нас.
— Ну вот, и детей напугала.
— Не муж он мне, — прошептала Сельвия.
— Бывает.
— Теренса, мужа, они убили десять дней назад. Все ушли, а одного оставили тебя ждать.
Я поднял глаза от горшка.
— Почем знаешь, что меня.
— А кого же еще? Край у нас глухой, до посада два дня пути. И тут приходишь ты — один и без оружия, опять же колдовать можешь.
Баранина мне нравилась, а какой оборот принимало дело — нет.
— Ты вон детишек позабавил, а тот лишь жрал, да под подол лез.
Брага оказалась кислой на вкус, почти противной.
— Уйду, что делать станешь? Ведь убьют.
Сельвия залилась слезами пуще прежнего.
— Детей жалко, ведь не пощадят никого.
Из-за печи показалась остренькая мордашка, похожая на соболью. То ли пищу учуяла, то ли шум потревожил.
— Забавный у вас зверек. Ишь, как его любопытство разбирает.
Сельвия смахнула слезы.
— Младшенький прошлой зимой подобрал, муж выходил.
Я отодвинул от себя посуду.
— Спасибо за угощение.
Сельвия лишь развела руками.
— Сколько их может нагрянуть? И кто?
— Нечисть проклятая, но командует человек, хотя какой он человек — зверь.
Час от часу не легче.
— Деньков сорок назад повалили стаями из-за Реки. Грабят, убивают.
«По срокам получается, что это моя вина, я разворошил гадюшник — убив, хоть и не намеренно, Карлоса».
— А до того, сколько их — не знаю. Сюда приходило с десяток, лишь люди и преты.
Решение я принял давно, но не хотел даже себе в этом признаваться.
— Я на лавке лягу.
— Бежать тебе нужно.
Неподдельная тревога, прозвучавшая в голосе, лишь укрепила мои намерения.
— А вы?
Понурив голову, Сельвия тяжело вздохнула.
— Нам некуда бежать.
— Тогда и говорить не о чем. Я вздремну пока.
Я закрыл глаза и сделал вид, что уснул. Женщина ушла к детям и там, забившись в уголок, обреченно уставилась в пол. Она знала, что малышам осталось жить в лучшем случае до утра, ее убьют не сразу — оставят на забаву.
Сторожевая система Велеса оповестила меня среди ночи, что пора просыпаться.
— Они приближаются. Сельвия, бери детей и спрячься в подполе.
Фразу я произнес ровным спокойным голосом. Бояться было нечего, в крайнем случае, для меня. Другое дело дети — шальная стрела или взбесившийся прет могли их поранить.
— Пострелята! Слушаться мамку.
Черноглазая смела тростник и приподняла крышку люка. Погодки кинулись на помощь. Сельвия, как завороженная, наблюдала за суетой. Дети справились с крышкой и замерли над темным провалом. Я мимоходом зажег каждому по шарику. Робкая зыбь надежды пробежала по лицу Сельвии, но на смену ей накатывала беспросветная тоска.
— Думаю, все обойдется.
Я начал медленно сматывать тряпицу с руки. Не знаю, что меня заставило это сделать, наверное, желание вселить в нее светлячок надежды. Причинить зло я не боялся — давно разобрался с Перстнем.
