Хорошо, что я в этот момент сидела. Просто-таки большая
жизненная удача. Иначе быть бы мне с черепно-мозговой травмой. Олег, находясь
со мной в зарегистрированном браке, живет с другой женщиной, приносит ей свою
немаленькую зарплату, и на эту зарплату (на половину которой я имею законное
право) они делают ремонт в ЕЕ квартире и покупают сантехнику, в которой ОНА
будет мыться и справлять прочие гигиенические надобности. А я, брошенная без
копейки и без крыши над головой Ника, должна ходить по магазинам и узнавать,
какая техника лучше и сколько она стоит. Ну конечно, я же не работаю, не хожу к
девяти в присутствие, я кто?
Так никто, домработница, прислуга. Пойду с корзинкой на
базар, по дороге и насчет цен на унитазы справлюсь.
У меня аж дух захватило. Знаете, это очень занятный процесс,
когда с одной стороны тебя обуревает возмущение, с другой - удивление, с
третьей - стыд. Про возмущение, я думаю, вам понятно, можно не объяснять.
Удивляло же меня, что я вообще это слышу от Олега. Неужели в нем вот это вот
было и раньше, а я не замечала? Или раньше не было, а появилось только сейчас?
Да нет, пожалуй, и раньше было, ведь спокойствие его родителей - это его
проблема, сыновняя, а он легко и непринужденно переложил ее на меня. Дескать,
старики распереживаются, ты уж, Ника, помоги. Но старики - это святое, и я
как-то не придала значения просьбе Олега регулярно звонить им, как и прежде. А
ведь его просьба посодействовать с унитазом, если вдуматься, из той же
коробочки.
И было мне в тот момент жарко от стыда. Я умирала от любви к
ЭТОМУ человеку? И умирала от горя, когда он меня бросил? Неужели я такая дура?
Неужели я еще более слепа, чем Гомер?
Людям свойственно любить себя, и я не исключение.
Считать себя слепой дурой было неприятно, и я быстренько
вышла из виража, решив, что Олег, вероятно, просто сморозил глупость, не
подумав, как она будет воспринята. Вполне простительная ошибка. С каждым случается.
Второй звонок прозвенел просто-таки оглушительно.
Для каких-то надобностей Олегу потребовалось предъявить
свидетельство о браке, а поскольку регистрировались мы в Ташкенте, то и
свидетельство было на чистом узбекском языке. Находилось оно у меня.
- Ника, слушай, мне нужен нотариально заверенный
перевод свидетельства, - заявил он.
- Приезжай и забирай, - ответила я без колебаний.
- А ты не могла бы узнать, где делают официальные
переводы?
- Могла бы. Но ты можешь с этим справиться ничуть не
хуже. У тебя тоже есть телефон, возьми "Желтые страницы" и позвони.
- Ну Никуша, - заныл он, - у тебя это так ловко
получается! Слушай, может, ты найдешь эту контору, съездишь к ним, сделаешь
все, потом заверишь у нотариуса, а?
Строго говоря, это было проблематично. Одно дело заскочить в
магазин сантехники на соседней улице, и совсем другое - переться незнамо куда и
тратить неизвестно сколько времени. Я ведь никогда точно не знаю, кто из членов
Семьи и сколько времени собирается провести дома, а оставлять Главного Объекта
в одиночестве невозможно. Конечно, нет ничего невозможного, если захотеть. Но
вот должна ли я хотеть?
- А зачем тебе свидетельство о браке? - осторожно
спросила я. - Ты собираешься подавать на развод?
- Ну что ты, Никуша, конечно, нет. Мы с Галочкой
собираемся съездить к друзьям в Калифорнию, они нас приглашают отдохнуть, а в
американском посольстве для визы обязательно нужно предъявлять свидетельство о
браке, если ты женат, там вообще все очень сложно…
И еще десять минут я вынуждена была слушать печальную
повесть о том, какие невероятные препоны приходится преодолевать моему бывшему
мужу, чтобы вырваться на месяц отдохнуть с любовницей на калифорнийских пляжах.
Если память мне не изменяет, перед моим отъездом в Ташкент к тяжелобольному
свекру Олег мне говорил, что вот отец поправится, все тревоги закончатся, и мы
обязательно поедем с ним в Калифорнию к этим самым друзьям, которых я, кстати,
считала и своими друзьями, поскольку мы были хорошо знакомы. А теперь мне
предлагалось оказать ему помощь в том, чтобы в эту поездку он отправился не со
мной. Да уж не глючит ли меня? В самом ли деле это происходит? Может, я сплю?
Или брежу?
После второго звонка выходить из виража было, пожалуй,
потруднее. Зато после третьего, как и полагается в театре, занавес поднялся, и
моим глазам предстала четкая и не очень-то приглядная картина. Я вдруг увидела
Олега таким, каков он был на сегодняшний день. Это совсем не тот Олег, в
которого я когда-то влюбилась и за которого выходила замуж. Это другой мужчина,
инфантильный, остановившийся в своем эмоциональном развитии на уровне ясельной
группы детского садика. Абсолютно чужой и абсолютно мне ненужный.
В тот день я поняла, что больше не буду его ждать.
И мое пребывание в Москве утратило первоначальный смысл. Но
к тому времени я проработала у Сальниковых десять месяцев, и мне удалось
скопить четыре с половиной тысячи долларов. Иными словами, я уверенно и без
сбоев шла по дороге, которую для себя наметила: жить "в людях" и
копить на собственную квартиру. Что же теперь, отступить? Все бросить? Ни за
что. Да и потом, я не могу вернуться в Ташкент, пока живы родители Олега, они
сразу же узнают о моем приезде и догадаются об остальном. Вот попала ты,
Кадырова! Это ж надо, чтобы так все сошлось: и в Ташкенте, и в Москве ты должна
обеспечивать душевный покой стариков. Видно, планида твоя такая.
Ну а сейчас, поскольку с момента расставания с Олегом прошло
больше года, в моей душе царит относительный покой. Я приняла ситуацию,
смирилась с ней и не считаю нужным заламывать руки и строить из себя
великомученицу.
* * *
Я совершенно не умею рассказывать "от печки", мне
всегда хочется побыстрее подобраться к главному, и из-за этого мое
повествование обычно получается сумбурным и путаным, потому что все время
приходится возвращаться к началу и что-то дополнительно объяснять, или уж вовсе
непонятным, если не возвращаться и не объяснять ничего. Одним словом,
рассказчик я аховый.
К тому же меня сбивает с ровного повествовательного тракта
неистребимое стремление найти нужную развилку, ту точку, тот момент принятия
решения, который вывел меня именно на это ответвление дороги, а не на
какое-нибудь другое. Поэтому, рассказывая свою историю, я постоянно оглядываюсь
на прошлое и застреваю на событиях, которые вам кажутся совершенно
неинтересными, но для меня имеют огромное значение. Уверена, например, что вы
так и не поняли, зачем я столь подробно описывала эпопею с Патриком. Да,
миленько, даже, может быть, умилительно, но зачем? Какое это имеет отношение?…
Никакого. Для вас. А для меня имеет. Потому что именно в разгар выяснения, у
кого в комнате должен жить котенок, пока не приучится к лотку, я впервые
сформулировала свою задачу: я должна стоять на страже мира и покоя в Семье,
чтобы никто ни на кого не сердился, никто не повышал голос, не плакал и не страдал,
а если уж этого нельзя избежать, то чтобы Старый Хозяин ничего не видел, не
слышал и не знал. Ему нельзя нервничать и волноваться. Пока Главный Объект жив,
у меня будет работа и зарплата. И свою задачу я буду выполнять ценой любых
усилий и любых жертв. Речь идет не о самопожертвовании, а о том, что у меня
есть я, о которой никто, кроме меня самой, не позаботится. Все, что я делаю
ради спокойствия Николая Григорьевича, я делаю для себя самой, для достижения
собственной цели.
