Тут я вспомнила, при каких обстоятельствах познакомилась с
Леркой, и сразу ей поверила.
— Ты пойми, для меня не важно, что будет с
деньгами, — вздохнула Лерка. — Главное, чтобы они не достались
Гришке. Ну и, конечно, очень хочется посмотреть, как будет выкручиваться этот
олух. Неужто тебе не интересно?
— Мне — нет. Ты предлагаешь мне рисковать головой…
— Сто тысяч, — быстро сказала Лерка и положила
передо мной сберегательные книжки. — Я открыла счета на твое имя. Большая
сумма вызовет подозрение, а здесь по десять тысяч в разных банках. Ну, что
скажешь?
— Скажу: собирай вещи и отправляйся в психушку. Тебе
там самое место, раз ты спятила. И забери все это. Может, я и корыстна, но не
до такой степени, чтобы рисковать жизнью из-за денег.
— Ты будешь рисковать, если откажешься, а так… Ну что у
тебя за жизнь? Скука смертная. Работа, дача, парня и того не завела. А здесь
приключение.
— Иди ты к черту! — рявкнула я.
— Ну что ты орешь, — вздохнула Лерка и удрученно
добавила:
— К тому же ты всегда можешь удрать к маме и неплохо
там устроиться, имея сто тысяч долларов.
Я приоткрыла рот и некоторое время не могла его закрыть.
Потом проверила сберкнижки. Так и есть.
Сто тысяч долларов. Вообще-то никто не собирается убивать
меня уже завтра, впрочем, как и послезавтра. Гришке, как его называет Лерка,
это попросту невыгодно. Бегать за ним по городу тоже не моя забота: это дело
Лерки и Сашка, а моя — продолжать жить как ни в чем не бывало (по возможности)
и надеяться, что я когда-нибудь смогу воспользоваться деньгами, которые так
неожиданно у меня появились.
— Хорошо, — согласилась я. — Но если я почувствую,
что дело плохо и мне грозит опасность, выхожу из игры.
— Договорились, — кивнула Лерка, и мы ударили по
рукам.
* * *
Адвокат вызвал меня официальным письмом.
Я было заволновалась, но Лерка сказала, что так положено.
Оглашение завещания должно было состояться в одиннадцать утра.
— Это пустая формальность, — заявила она, стоя
перед зеркалом рядом со мной. — Жаль, что меня там не будет. Очень бы
хотелось увидеть Гришкину рожу. Вот если бы с тобой отправиться…
Я воспылала к ней сочувствием. Который день она не покидает
квартиру, вот уж счастье в четырех стенах сидеть. Неизвестно, кому от ее мести
хуже, Гришке или ей самой.
— Как долго ты планируешь оставаться покойницей? —
вздохнула я.
— Как только разделаюсь с этим мерзавцем…
Я еще раз взглянула в зеркало и направилась к двери.
— Что ж, думаю, мне пора.
— Ты там особо не переигрывай, — наставительно
изрекла Лерка, провожая меня. — Ахнула пару раз, и будет.
Я помахала ей рукой на прощание и через полчаса сворачивала
к небольшому особняку на одной из тихих улиц в центре города. Особняк когда-то
принадлежал Нарышкиным, по крайней мере, так утверждала моя бабушка, а она в
девичестве тоже Нарышкина, при этом она прозрачно намекала, что если бы не
революция… Я тут же начала прикидывать: какой сумме по дореволюционным меркам
равнялись бы сто тысяч долларов и считалась бы я богатой невестой? Я
представила себя в бальном платье в окружении царствующих особ.., и тяжко
вздохнула. Я даже не Нарышкина, хотя своей фамилией всегда была довольна.
Что-то слишком часто я стала думать о деньгах. Вот уж правду говорят: с кем
поведешься, от того и наберешься.
Недобрым словом помянув Лерку, я покинула машину и вошла в
здание. От былого великолепия здесь мало что осталось: высоченные потолки с
вензелем в центре да широкая лестница, ведущая на второй этаж. В особняке
ютились с десяток фирм, чьи вывески обезобразили фасад.
Побродив немного по первому этажу, я обнаружила нужную мне
дверь и нажала кнопку переговорного устройства. Открыла мне женщина лет
тридцати.
— Простите, я Лиховицкая Анна Михайловна.
— Мы вас ждем, — улыбнулась она и проводила меня в
комнату, все убранство которой состояло из дивана и журнального столика. Через
две минуты вошел средних лет мужчина, представился, и я поняла, что передо мной
Леркин адвокат. Выглядел он не то чтобы растерянным, скорее каким-то
взъерошенным.
— Присаживайтесь, — предложил он, хотя я успела
устроиться на диване еще до его прихода. — Простите, у меня тяжелый день
сегодня.., тяжелое утро. — Было заметно, чувствует он себя не в своей
тарелке. — Вы хорошо знали Векшину Валерию Константиновну?
— В общем, нет, — подумав, ответила я. — А в
чем дело? Я звонила, получив ваше приглашение, мне ответили что-то
невразумительное…
— Тут такое дело… Вы оказались ее наследницей.
— Шутите? — нахмурилась я.
— Нет. Даже не знаю, к сожалению или к счастью. Валерия
Константиновна завещала вам все свое имущество, движимое и недвижимое.
— А что такое движимое имущество? — испугалась я.
Адвокат смотрел с минуту, потом откашлялся.
— Анна Михайловна…
— Меня можно называть Анной.
— Спасибо. Пройдемте ко мне в кабинет, — вдруг
заявил он. — Я ознакомлю вас с бумагами.
Кабинет оказался значительно больше той комнатенки, где мы
разговаривали, и отделан был с шиком. Но и здесь адвокат чувствовать лучше себя
не стал, нервно дергал плечами и смотрел куда-то сквозь меня. Он зачитал мне
несколько документов, из которых я ничего не поняла, а я задала ему несколько
вопросов. Ответы меня не очень интересовали, но отсутствие у меня любопытства
могло вызвать подозрение.
В самый разгар беседы из-за двери послышались голоса.
Мужской и женский. Причем мужчина сильно гневался, а женщина пыталась его
утихомирить.
Адвокат навострил уши и занервничал еще больше.
Дверь рывком открыли, но тут же вновь захлопнули, а адвокат
вдруг схватил меня за руку и потащил в ту самую комнату с диваном и журнальным
столиком.
— Ждите здесь, — прошептал он испуганно и поспешно
удалился.
Через мгновение я вновь услышала голоса, на этот раз оба принадлежали
мужчинам. Один, адвоката, звучал умоляюще, второй походил на львиный рык. Я на
цыпочках приблизилась к двери и припала к ней ухом. К величайшему моему
сожалению, дверь была дубовой, если и не дубовой, то все равно из какого-то
крепкого материала, так что ничего существенного подслушать мне не удалось.
Адвокат, должно быть, вообще перешел на шепот, кто-то проорал:
