На этом переговоры зашли в тупик. Мне не дали произнести ни
слова и сами заткнулись. Я пробовала совершать вращательные движения, чтобы
высвободиться, не помогло. Мы как-то незаметно перемещались, а потом я
споткнулась и взвизгнула, ударившись коленом о кровать.
— Ушиблась? — заботливо осведомился ничейный
голос. — Дай поцелую ножку.
Далее все было как в известном анекдоте: «Это уже не ножка»
— и все такое прочее. Я гадала, кто меня вовсю ублажает, вместо того чтобы
занять круговую оборону, и в результате пропустила тот миг, когда сопротивление
еще имело смысл. «Ладно, он жениться обещал», — утешила я себя, в конце
концов решив, что по соседству расположился Димка.
Еще через некоторое время и эта мысль оставила меня, а
вскоре с ней все мысли вообще, я предалась греху сладострастия с таким азартом,
что саму себя удивила. Сон как рукой сняло, время от времени приходила в голову
здравая мысль, что вести себя надо поскромнее, раз уж я еще вчера была девицей,
но как приходила, так и уходила. Приткнув голову на чьем-то плече и счастливо
хихикая, я подумала, отчего бы не поинтересоваться, как зовут человека. Не в
лоб, конечно. Что он решит, если я вдруг спрошу: «Слушай, а ты кто?» Нет, нет,
я уверена, нас ждет светлое будущее, об этом надо помнить и ничем его не
омрачать.
— Как тебя мама называла в детстве? — остроумно
спросила я с великой нежностью.
— Колобком, — ответила он.
— Почему колобком?
— А я толстый был, как колобок. Лет до восьми.
И что мне с этим колобком делать? Кто из этих четверых был
толстым до восьми лет? Можно, конечно, спросить, как его называл папа, а также
бабушки и дедушки, и, перебрав всех зверушек, ничего толком не добиться.
— А как ты хочешь, чтобы я тебя называла?
— Любимым, — прошептал он, и далее на некоторое
время разговоры пришлось оставить.
Но при первой возможности я вновь к ним вернулась и
сосредоточилась на фактах биографии. Узнала много интересного о школьных годах
и рыбалке, но что с того, если все четыре биографии для меня темный лес?
«Ничего, — утешила я себя, — скоро рассвет, и я его увижу». Тут я
стала думать вот о чем: кого бы я хотела увидеть? Ясно, не Гришку.
Зачем мне Гришка, если у него жена есть? И вообще он мне не
нравится. Значит, Димка. Если честно, у него такой придурковатый вид..,
конечно, теперь, когда я знаю все его достоинства… Громов гораздо симпатичнее.
У него жена и дети. Двое или трое. На что мне чужие дети? О господи.
Представлять рядом с собой Марата даже не хочется. К тому же он наверняка не
сдержался бы и хоть раз назвал меня ангелочком, а зубы начал скалить еще два
часа назад, чтобы я почувствовала себя дурой. Правда, я себя и сейчас умной не
чувствую… Это что же выходит: кто бы ни был рядом, ничего хорошего? Какое
свинство со стороны судьбы.
Ладно, пусть будет Димка, к глуповатой внешности можно
привыкнуть, когда тут такие достоинства. Разведен. И жениться обещал… Мои
раздумья вновь были прерваны. Я с удовольствием откликнулась на призыв, а потом
начала поглядывать на окно. Сереет. На всякий случай щелкнула выключателем.
Безрезультатно.
— Мне надо в ванную, — зашептала я, у человека
должна быть зажигалка, все четверо курят.
— Я тебя провожу, — вызвался он.
В квартире было так темно, что я наверняка набила бы себе
шишек, если бы мой возлюбленный не оберегал меня. Ах как нежен, как внимателен
он был.
— Где-то на столе зажигалка, — подсказала я.
— Разве ее найдешь в такой темноте?
Из комнаты доносился храп. Я хихикнула, услышав его, а
возлюбленный шепнул:
— Это Марат, он всегда храпит, как напьется.
Слава богу, остаются трое. Под душ мы встали вместе, и я
этим воспользовалась. Прическа.., волосы у всех троих средней длины. Господи,
как же слепые обходятся одними руками? Нос, губы.., и никакой картинки. Стоп.
Кольцо. У Громова точно обручальное кольцо и печатка. Печатки нет, а
обручальное.., мамочка, как же меня угораздило? Спокойно, у Гришки тоже
кольцо.., и этот не лучше. Да когда же это кончится?
Он выбрался из ванны и завернул меня в полотенце. Я
благодарно прильнула к его груди, и меня на руках перенесли в спальню.
— Подожди немного, я сейчас, — шепнул любимый. Я
кивнула, устраиваясь поудобнее.
Прошло минут десять. Что-то он долго, или мне так кажется?
Господи, и позвать-то как не знаю.
— Милый, — промурлыкала я.
— Я на кухне, — приоткрыв дверь, зашептал
он, — есть ужасно хочется.
— В холодильнике индейка, — сообщила я, закрыла
глаза, решив немного подремать, и совершила стратегическую ошибку, потому что,
когда проснулась, комнату заливал солнечный свет, а подушка рядом была пуста. Я
вскочила, огляделась и не обнаружила ничего хоть отдаленно напоминающего о
событиях ночи. Только полотенце в ногах постели, в котором меня сюда доставили,
свидетельствовало о том, что все это мне не приснилось.
Торопливо натянув пижаму, я вышла из спальни.
Гришка по-прежнему спал в кресле, задрав голову, похрапывая
от неудобной позы, Марат и Громов делили диван, оба в костюмах и ботинках. Я
кинулась к Димке. Спит сном праведника. «Не может быть», — прошептала я,
сама не зная толком, что имею в виду.
Я чувствовала, что меня одурачили.
Конечно, можно утешить себя мыслью, что ночной возлюбленный,
дорожа моей честью, заблаговременно смылся, но особого благородства я ни у кого
из четверки не замечала. Гришка скорее бы ходил павлином. И Димка тоже. Значит,
все-таки одурачили. — Только я собралась воспылать гневом, как вспомнила
недавнюю шутку с Димкой и заревела. Поделом мне. Растирая слезы по щекам, я
вернулась в спальню и рыдала долго и отчаянно. До тех самых пор, пока в
гостиной не наметилось движение. Я быстро заправила постель и пробралась в
ванную. Теплый душ пошел мне на пользу, правда, лицо слегка опухло от горьких
слез.
— Чего ж так напились-то? — вздыхал Громов,
разглядывая пустую бутылку. — Башка болит…
Анечка, доброе утро. Мы тебя не очень стеснили?
Он послал мне улыбку и вдруг подмигнул.
«Он…» — подумала я, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— Свинство какое, — бурчал Гришка, с недовольством
глядя на свой мятый костюм.
— А я прекрасно выспался, — зевнул Марат. — И
голова не болит.
— Везет же некоторым, — хмыкнул Громов. — А
где Димка?
Все трое посмотрели на меня, словно ждали разгадки страшной
тайны.