— Больше, Кэсси, вы никогда не будете бояться.
Я приподнялась, закрыла глаза и вкусила наслаждения во всей полноте. Как давно во мне не был мужчина? И брал ли меня кто-нибудь раньше так роскошно, всю целиком? Никогда! Желание мое было неистовым, как в первый раз.
Он вторгался в меня, глубже и глубже, задерживаясь с каждым дюймом, чтобы дать мне прочувствовать, вобрать его в себя, а затем начал двигаться, сперва медленно, потом быстрее, ритмично, плавно. Я лишь хватала ртом воздух. Его руки оказались подо мной и приподняли меня, чтобы проникнуть в меня еще глубже. Я обхватила ногами его талию. Я извивалась в его руках.
— Кэсси, это волшебно, — проговорил он, перевернулся, и я оказалась сверху.
Его руки нашли мою талию и придержали. Он приподнимал меня, пока мы вновь не обрели единый ритм. Затем он ввел в меня большой палец, оживив еще одну часть моего тела.
— Я готов делать это вечно, — выдохнул он.
Но этого было уже не вынести. Я откинула голову назад, упираясь руками в его грудь. Он проник так глубоко, что сделался частью меня и каждым толчком вновь и вновь разжигал во мне сладчайшую точку.
Наслаждение перелилось через край, чуть не лишив меня чувств.
— Милый, я сейчас кончу, — сорвалось с моих губ.
Он засаживал мне в ту самую точку, пока я не сдалась. Это было подобно волне, которая накатывала и отступала. Неистово подскакивая на нем, я ощутила, как он напрягся, издав глубокий, низкий стон. Я больше не думала о падении, опасности. Меня не заботило ни то, где я нахожусь, ни что происходит снаружи, в море. Значение имело лишь то, что творилось сейчас — в постели, на катере, с греческим богом, который вытащил меня из воды и которого я оседлала на высокой, мягкой кровати.
Вскоре я обессиленно упала ему на грудь, чувствуя, как постепенно сокращается его плоть, пока он деликатно не вышел. А потом еще долго лежал рядом, лениво поглаживая меня по спине, взъерошивая мои мокрые волосы и без устали бормоча:
— Невероятно.
Той ночью, лежа дома с дневником на коленях и Дикси на подушке, я продолжала испытывать остаточное головокружение, как будто «Отель старых дев» немного качало.
Я силилась объяснить словами преобразующее действие, которое оказало на меня морское приключение. Что сыграло решающую роль — захватывающий полет на яхту, спасительный прыжок за борт или секс на катере с мужчиной, совершенным во всем? Или то, как мы вышли на палубу, где пили горячий шоколад и любовались закатом, столь ослепительным после шторма? А может быть, то, как он вложил мне в руку подвеску Шага пятого с выгравированным на обратной стороне словом «Мужество»!Да, все это было важно — и нечто большее. Я вспомнила слова Матильды о том, что нам не избавиться от страха, пока мы себе это не разрешим. Коль скоро мы сами его порождаем, то нам и решать, как с ним быть. Именно это я и сделала. Был страх. Я его чувствовала. А потом изжила.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Через несколько недель после памятного купания и чудесных событий на катере я проявила вновь обретенную смелость. Я восстала против привычного командования Трачины. Нет, никаких гадостей, но просто теперь, когда она опаздывала на смену, я спокойно отправлялась домой, вместо того чтобы беспомощно ее дожидаться. Я решила, что пусть Уилл заполняет прорехи и ругается с ней, а я ни при чем. Кроме того, я высветлила волосы и стала собирать их в низкий хвост. Я залезла в страховые сбережения, оставшиеся после смерти Скотта, и накупила шмоток — роскошь, которой я себе прежде не позволяла. Я купила две пары черных трусов в обтяжку и ярких футболок с V-образным вырезом. Под конец я осмелела настолько, что отправилась в «Трэши дива» — магазин винтажной одежды и дамского белья во Французском квартале, о котором часто упоминала Трачина. Там я прикупила несколько симпатичных лифчиков и трусиков им под стать плюс сексуальную ночнушку. Никаких безумств, но в то же время шаг вперед по сравнению с моими обычными расходами на всякий ситец. Я не транжирила. Я просто хотела, чтобы мой внешний вид отражал перемены, происходившие со мною внутри. Мои пробежки после работы тоже еде-лались регулярными, включая трехмильный круг по Французскому кварталу. Я обнаруживала места, которые в повседневной рутине всегда игнорировала. Я даже настояла, чтобы наше кафе выставило палатку для сбора средств на костюмированном балу общества «Возрождение Нового Орлеана», хотя Уилл поначалу огрызался: «Мало нам, что ли, переоборудования?»
Кафе и вправду обновлялось, пусть очень медленно, и Уилл, к неудовольствию Трачины, тратил на это почти все свободное время. Он начал с покраски внутренних помещений и покупки кухонной утвари из нержавейки. Его грандиозные планы включали в себя открытие на втором этаже ресторанного зала с изысканными обедами, музыкой и деликатесами, но, когда он оборудовал на лестничной площадке небольшую ванную, вмешались власти, и дело застопорилось. Уилл приобрел матрас и положил его прямо на полу на втором этаже. Если он не оставался у Трачины, то ночевал в кафе, где я и заставала его с утра — он строил планы, переливал из пустого в порожнее или просто дулся. Нынче он перетаскивал сверху всякий хлам, скопившийся еще со времен кофейни и предназначенный теперь беднякам.
— Альтруизм — хорошая реклама, Уилл, — заметила я. — Жертва спасает душу.
Я вспомнила эпизод на кухне Особняка и то, как познала радость дарить наслаждение другим, ничего не требуя взамен. С тех пор прошло несколько месяцев. Столь малый срок — и так много изменилось.
Вызвавшись участвовать в благотворительной акции, я впервые в жизни соприкоснулась с типичным новоорлеанским времяпрепровождением: своего рода сводным гражданским оркестром. Я никогда не состояла ни в клубах, ни в общинах, ни в благотворительных организациях, ни в чем-то подобном еще. Читая светскую хронику, я никогда не тосковала ни по богатству, ни по престижу, однако догадывалась, что существует другой мир, где ценится общность людей и где приятно почувствовать плечо соседа. А ведь я прожила в этом городе почти шесть лет. Однажды завсегдатай нашего кафе сказал мне, что «Новый Орлеан принимает после семи». Сейчас я начала понимать, что он имел в виду. Этот город наконец стал мне домом. Я так и сказала Матильде у Трейси на «после-шаговой» беседе, вошедшей в традицию.
— На то, чтобы прижиться, уходит семь лет, — согласилась она, благо сама была приезжей, пусть с Юга и не одно десятилетие.
Кроме того, она принесла мне глубочайшие извинения за все накладки, включая падение с яхты и пережитый ужас.
— В сценарии этого не было. Мы собирались изобразить, будто двигатели заглохли, и послать Джейка якобы вам на выручку — никто не ожидал, что они и вправду замрут. Не говоря уж о том, что это случится во время тропического шторма!
— Тропического шторма? — удивилась я. — Это был ураган, Матильда.
— Да, верно. Извините. Но уж брелок Шага пятого вы точно заслужили.
Она указала на мой приятно обогатившийся браслет. Я вскинула руку, выставляя белое золото на свет. Мне очень нравилось собирать подвески, но в то же время я тосковала о постоянстве. Я начала представлять, какой была бы моя жизнь, окажись в ней всего один мужчина — единственный, но преданный мне одной. Чем больше фантазии меняли мою жизнь и самовосприятие, тем сильнее я чувствовала пустоту. Я не хотела обсуждать это с Матильдой. Осталось воплотить еще четыре фантазии, и было ясно, что Матильда всяко уговорит меня идти до конца и не вступать в отношения, пока я не буду готова, а то и вовсе обойтись без них. Но скоро я распрощаюсь с С.Е.К.Р.Е.Т. И что тогда? Войду в их команду или воспользуюсь опытом и найду кого-то особенного, чтобы жить вместе? Готова ли я к этому? И кому я буду нужна? У меня накопилось очень много вопросов к Матильде.
