Эйла впервые заметила, что происходит нечто необычное, когда Уинни лягнула Вэбхья и тот громко взвыл. Женщина удивилась. Уинни раньше не выходила из терпения, общаясь с молодым львом. Если он чересчур распоясывался, она могла легонько укусить его, но никогда не лягалась. Эйла подумала, что кобылка повела себя неожиданным образом из-за того, что у нее долгое время не было возможности поразмяться. Впрочем, с тех пор как Вэбхья подрос, он понял, что часть пещеры является территорией, принадлежащей Уинни, и старался не вторгаться в ее пределы. Эйла решила выяснить, что заставило его на этот раз изменить привычкам, и, подойдя поближе, почуяла резкий запах, который ощущала на протяжении всего утра, но не задумывалась о том, откуда он взялся. Уинни стояла, опустив голову, широко расставив задние ноги и отведя хвост влево. Края половой щели припухли и казались воспаленными. Она посмотрела на Эйлу и пронзительно заржала.
Душу Эйлы захлестнула волна противоречивых чувств. Вначале она ощутила облегчение. Так, значит, вот в чем проблема. Ей было известно о периодах течки у животных, о том, что у лошадей и им подобных это явление наблюдается раз в год, а у некоторых из зверей более часто. В такое время самцы вступают в борьбу за самок, и на протяжении этого периода самцы и самки тех животных, которые обычно охотятся отдельно друг от друга и держатся порознь, объединяются в одно стадо.
Брачный сезон казался ей одним из загадочных проявлений природы животного мира, повергавших ее в изумление, так же как и то, что олени, сбрасывая рога, на следующий год отращивают новые, куда более мощные. В юности она пыталась расспросить об этом Креба, и тот жаловался, что она задает слишком много вопросов. Он не знал, что заставляет животных совокупляться друг с другом, хотя однажды сказал, что, возможно, в это время самцам удается выказать свое превосходство над самками, а может быть, у самцов, как и у мужчин, возникает необходимость утолить желание.
Прошлой весной у Уинни тоже случилась течка, но, когда из степей до нее донеслось ржание жеребца, ей не удалось одолеть подъем и отправиться к нему. На этот раз все признаки проявились гораздо ярче, края половой щели опухли сильнее, и молодая кобылка испытывала куда большее беспокойство. Она позволила Эйле погладить себя и ласково потрепать по шее, но потом снова опустила голову и громко заржала.
Внезапно Эйла почувствовала, как желудок у нее от тревоги сжался в плотный комок. Она прислонилась к лошади. Точно так же поступала и сама Уинни, когда чего-то пугалась или чувствовала себя неуютно. Скоро им с Уинни придется расстаться. Как ни странно, Эйла никак этого не ожидала и не успела свыкнуться с этой мыслью. Она все время думала о будущем Вэбхья и о своем собственном. А тут у Уинни началась течка. Кобылке придется найти себе жеребца.
Эйла с неохотой направилась к выходу из пещеры и позвала Уинни за собой. Оказавшись на усыпанном камнями берегу реки, Эйла забралась на лошадь. Вэбхья поднялся с места, намереваясь последовать за ними, но Эйла сделала жест «Стой!». На этот раз она не собиралась брать пещерного льва с собой. Охота не входила в ее планы, но Вэбхья, естественно, не знал об этом. Ей пришлось еще раз со всей решительностью подать ему сигнал «Стой!», и тогда он застыл на месте, глядя им вслед.
Воздух над степями прогрелся, но в то же время еще веяло влажной прохладой. В бледно-голубом небе сияло предполуденное солнце, окруженное дымчатым ореолом; казалось, его мощные лучи лишили синеву небосвода привычной яркости и она поблекла. Над тающими снегами вздымалось легкое марево, не ограничивавшее видимость, а лишь сглаживавшее острые углы, и в тумане, повисшем над холодными тенями, любые очертания утрачивали четкость. Перспектива изменилась, и пейзаж предстал в совсем ином ракурсе: реальной казалась лишь картина, открывавшаяся взгляду в данный момент, а прошлое, будущее и все остальное словно канули в небытие. И для того, чтобы добраться до предметов, расположенных вроде бы совсем рядом, требовалась целая вечность.
Эйла не пыталась управлять лошадью. Она предоставила Уинни самой выбирать дорогу, не прилагая осознанных усилий к тому, чтобы определить направление движения или запомнить ориентиры. Ее не волновало, где она находится, и она не замечала, что по ее лицу, покрытому капельками влаги, стекают солеными струйками слезы. Она расслабилась и спокойно сидела, погрузившись в собственные мысли. Ей вспомнилось, как она впервые увидела эту долину и стадо лошадей на лугу, как решила здесь остаться, как у нее возникла необходимость охотиться, как появилась Уинни и стала жить с ней вместе в пещере, в тепле и безопасности. Ей следовало догадаться, что это не навсегда, что однажды Уинни, как и она сама, захочет отыскать себе подобных.
Лошадь сменила шаг, и это отвлекло Эйлу от размышлений. Уинни нашла то, что искала: впереди показался небольшой табун лошадей.
Под лучами солнца снега, покрывавшие невысокий холм, растаяли, обнажив пробившиеся сквозь землю крохотные зеленые ростки. Животные, изголодавшиеся за зиму по свежему корму, щипали сочную молодую травку. Уинни остановилась, когда другие лошади заметили ее. До Эйлы донеслось ржание жеребца. Он стоял на небольшом возвышении чуть в стороне, и она увидела его только теперь. Темная рыжевато-коричневая шкура, черные грива, хвост и чулки. Ей еще ни разу не встречались лошади с таким ярким окрасом, она видела только серовато-бурых, мышастых и золотистых, как Уинни, напоминавших цветом шкуры сухое сено.
Жеребец громко заржал, вскинув голову, его верхняя губа приподнялась и изогнулась дугой. Он встал на дыбы, галопом помчался к ним, резко остановился в нескольких шагах, роя копытом землю. Крутой излом шеи, задранный вверх хвост, мощная эрекция.
Уинни заржала в ответ, и Эйла соскользнула на землю, ласково погладила кобылку и отошла в сторону. Уинни обернулась, глядя на женщину, которая заботилась о ней с тех пор, когда она была еще жеребенком.
– Иди к нему, Уинни, – сказала Эйла. – Ты нашла себе пару, так ступай же к нему.
Уинни тряхнула головой, негромко заржала и развернулась, глядя на гнедого жеребца, а тот двинулся по кругу, подходя к ней сзади, а затем опустил голову и, пощипывая ее за подколенки, погнал к стаду, как напроказившую беглянку. Эйла смотрела ей вслед, не в силах оторваться. Когда жеребец овладел кобылкой, Эйла невольно вспомнила Бруда и боль, которую она испытывала. Потом ей уже не бывало так больно, как в первый раз, только до ужаса неприятно, и, когда он наконец оставлял ее в покое, она чувствовала глубокое облегчение.
Но хотя Уинни издавала отрывистые пронзительные звуки, она явно не испытывала желания отделаться от жеребца, и, наблюдая за ними, Эйла начала испытывать непривычные, необъяснимые ощущения. Она не могла отвести глаз от гнедого жеребца, который приподнялся, закинув передние ноги на спину Уинни, и ритмично двигался взад-вперед, оглашая окрестности громким ржанием. Эйла почувствовала, как мышцы ее промежности начали пульсировать в такт с движениями жеребца, и ее тело затрепетало, выделяя теплую влагу. Ее охватило непонятное волнение, тоска по чему-то неведомому ей, дыхание ее участилось, сердце забилось сильнее, и кровь застучала в висках.
