Но к самым маленьким обычно относились по-особому, иначе бы им не выжить. Дети — в том числе и маленькие звери — всегда затрагивали какие-то душевные струны; но у Волка — так его все звали — было особое обаяние. С того самого дня, когда пушистый темно-серый волчонок сделал первые неуклюжие шаги по полу земляного жилища, он стал частью человеческого сообщества. Его очарование заставило всех покориться, и вскоре он стал любимцем всей стоянки.
Этому способствовало — хотя люди и не понимали этого — то, что повадки людей и волков не так уж сильно отличаются друг от друга. И те, и другие — разумные общественные животные, чьи взаимоотношения основаны на сложном и изменчивом родстве; и те, и другие действуют сообща, но признают индивидуальные результаты. Из-за схожести организации сообщества и некоторых других черт, независимо развившихся у людей и у семейства псовых, оказалось возможным возникновение уникальной близости.
Жизнь Волка началась при необычных и трудных обстоятельствах. Единственный выживший детеныш из выводка, принесенного одинокой, потерявшей своего самца волчицей, он никогда не знал безопасной жизни в стае. Он не помнил братьев и сестричек, у него не было заботливых сородичей, неотлучно дежуривших рядом с новорожденными щенками, если матери пришлось отлучиться; зато он рано испытал необычное для волчонка чувство одиночества. Единственным волком, которого он видел в своей жизни, была его мать, и память о ней стала затухать, когда Эйла заняла ее место.
Но Эйла стала для него чем-то еще большим. Решив спасти и вырастить волчонка, она как будто подписала — от имени человеческого рода — договор между людьми и псовыми, двумя совершенно разными родами, договор, который мог бы иметь важные и долговременные последствия.
Даже находись рядом с ним другие волки, Волк был слишком молод, когда его нашли, чтобы успеть установить с ними прочные связи. В возрасте месяца или около того он мог бы впервые выбраться из своего логова и поближе познакомиться со своими родичами, волками, с которыми он идентифицировал бы себя до конца жизни. Вместо этого в его сознании запечатлелись люди и лошади — обитатели Львиной стоянки.
Это случилось в первый, но не в последний раз. Случайно или намеренно, по мере распространения идеи это происходило снова и снова, многократно, во многих местах. Предки всех современных домашних собак — волки, и поначалу у них сохранялись волчьи черты. Но с течением времени новые поколения волков, выросших в человеческом окружении, стали отличаться от своих диких предков.
Животные, у которых от рождения проявлялись генетически естественные отклонения в цвете, размерах, очертаниях — слишком темная шерсть, белые пятна, закругленный хвост — и которых из-за этого унижали, а то и вовсе выгоняли из стай, часто находили прибежище у людей. Даже карлики или ширококостные великаны, которые на воле не смогли бы выжить, благодаря людям оставались в живых и оставляли потомство. Необычные, причудливые существа из семейства псовых специально разводились, чтобы сохранить и распространить их редкие, полезные для людей свойства, — пока разные породы собак не утратили окончательно сходство с предком-волком. И все же некоторые волчьи свойства — ум, умение защищаться, верность, игривость — сохранялись.
Волк быстро усвоил тонкости взаимоотношений на стоянке — как если бы это была волчья стая, хотя понимал эти взаимоотношения по-своему. Для Волка Тули была старшей самкой, а Эйла — рядовой. В стае мать выводка главенствует над всеми и редко позволяет другим самкам выносить детеныша.
Никто не знал доподлинно, что животные думают или чувствуют, и даже есть ли у них чувства и мысли, доступные пониманию людей, но это не имело значения. Народ на стоянке судил о животных по поведению, а действия Волка неопровержимо доказывали, что он любит Эйлу и безмерно ее почитает. Где бы она ни появлялась, он всегда радостно приветствовал ее, и достаточно было свиста, щелчка пальцев, призывающего жеста, даже кивка — и он ложился к ее ногам, благоговейно глядя ей в глаза и жадно ловя ее малейшее желание. Его преданность была совершенно безотчетной и всепрощающей. Он заходился в жалком вое, когда она была им недовольна, и визжал от восторга, когда она поощряла его. Он жил ради ее благорасположения. Радостнее всего было ему, когда она играла или возилась с ним, но слова и легкого хлопка других людей достаточно было, чтобы он начал обычными способами восторженно выражать свою радость.
Но ни с кем больше Волк не был так горяч. По отношению к большей части людей он вел себя доброжелательно — к одним относился по-дружески, других просто признавал «своими», и всех удивляло, что животное может выражать такие сложные оттенки чувств. Его отношение к Эйле укрепляло всех в мысли, что она обладает сверхъестественной властью над животными.
Определить, кто именно главный самец стаи, юному Волку было чуть труднее. В волчьей стае отношение к вожаку — самое что ни на есть подчинительное. Его лидерство обычно подчеркивается торжественной церемонией, во время которой вся стая облизывает самца-вождя, обнюхивает его мех, толпится поодаль, и все часто кончается совместным ритуальным воем. Но в человеческой стае такого почитания никому не оказывали.
Волк, однако, заметил, что два огромных четвероногих члена стаи оказывают высокому блондину больше почтения, чем остальным, за исключением Эйлы. К тому же его запах смутно присутствовал на лежанке Эйлы и на всем пространстве вокруг корзины волчонка. В отсутствие других признаков Волк склонялся к тому, чтобы считать вождем стаи Джондалара. Это его мнение укрепилось, когда он увидел, что Джондалар лаской отвечает на его дружеские заигрывания и охотно возится с ним.
Полдюжины неразлучных людей были его братишками и сестренками, и часто можно было видеть, как Волк играет с ними. С тех пор как они научились с должным уважением относиться к его клыкам и не провоцировать его на защитную реакцию, волчонок стал покладистым, ласковым и приветливым. Он терпел, если ему непреднамеренно причиняли боль, и, казалось, умел отличать, когда Нуви, держа его на руках, чуть сильнее стиснет его, а когда Бринан нарочно дернет его за хвост, чтобы послушать, как он визжит. Первое он мог вынести, в ответ на второе способен был цапнуть за руку. Он любил играть, любил быть в центре толпы, и дети скоро выяснили, что он любит подбирать оброненные вещи. Когда все они, устав от игр, засыпали вповалку где попало, волчонок часто спал вместе с ними.
С первого же вечера, когда Эйла пообещала, что волчонок никогда не причинит никому вреда, она решила целенаправленно и обдуманно обучать его. Уроки, которые она давала Уинни, были поначалу случайными. В первый раз она вскарабкалась на спину кобыле под воздействием импульса и еще не знала, что со временем, ездя верхом, будет хорошо управлять лошадью. Хоть она и не была сейчас до конца уверена в сигналах, которые придумала и сознательно подавала лошади, интуиция ее не обманывала, и Эйла чувствовала, что лошадь повинуется ей, потому что хочет повиноваться.
Обучение львенка было уже более целенаправленным. К тому времени, когда она нашла израненного детеныша львицы, она уже знала, что зверей можно научить повиноваться по доброй воле. Ее первой целью было направлять и сдерживать хищные инстинкты львенка. Она учила его любовью и лаской, так, как воспитывали детей в Клане. Она горячо поощряла его учтивое поведение и либо сурово отстраняла его от себя, либо просто бросала его и уходила, когда львенок забывался и выпускал свои коготки или начинал действовать слишком грубо. Бывало, львенок в порыве возбуждения кидался на нее с чрезмерным энтузиазмом, но она постепенно приучила его останавливаться, стоило ей поднять руку и твердым голосом сказать: «Стой!» Урок был усвоен так хорошо, что, даже став взрослым, пещерный лев, ростом почти с Уинни, но куда тяжелее ее, продолжал останавливаться по приказу Эйлы. Они часто тискались, терлись друг о друга, бывало, и катались в обнимку по земле. А когда подрос, он научился многим полезным вещам, даже охотился вместе с ней.
