— Как думаешь? Похоже ли это на дома, в которых живут Мамутои?
— Возможно. Трудно сказать. Помнишь стойбище Сангеа, где мы останавливались по пути на Летний Сход? Оно не слишком отличалось от дома Мамутои. Может быть, обычаи немного другие, но в общем они очень походили на Охотников на Мамонтов. Мамут говорил, что и похоронные церемонии схожи. И посчитал, что когда-то они были родственниками Мамутои. Хотя узоры украшений у них совсем иные. — Эйла замолчала, пытаясь вспомнить и другие отличия. — Да, и одежда. Например, накидка на умершей девочке. Она была из шерсти мамонта или другого животного. Но даже у Мамутои стойбища отличаются друг от друга. Неззи определяла, кто из какого стойбища, по некоторым различиям в покрое одежды, хотя мне все казалось одинаковым.
Они разглядывали внутреннюю конструкцию жилища. Его каркас был сделан не из дерева, если не считать нескольких березовых шестов, а из костей мамонта. Огромные кости были самым доступным строительным материалом в обычно безлесных степях.
Для сооружения жилищ использовали чаще всего кости естественно умерших животных, их собирали в степи, а чаще брали из куч, которые течение рек выбрасывало возле порогов или в излучинах. Постоянные жилища часто строились на берегу неподалеку от этих скоплений, ведь кости мамонта и его бивни были тяжелыми. Одну кость обычно тащили несколько человек. Общий вес строительных материалов для небольшого жилища достигал двух-трех тысяч фунтов и больше, поэтому жилище строила не одна семья, а вся община под руководством двух людей: один из них знал, как строить, другой организовывал.
То, что Эйла и Джондалар назвали стойбищем, было местом постоянного обитания охотников и собирателей. Летом стойбище покидали на некоторое время: люди уходили на охоту или заготовку припасов. Все добытое приносилось сюда и пряталось в хранилища. Но иногда люди отправлялись на встречу с друзьями и родственниками, жившими в других поселениях, чтобы обменяться товарами или просто поговорить.
— Не думаю, чтобы это было Жилище Мамонта или что-то подобное, — сказал Джондалар и опустил шкуру — при этом поднялось целое облако пыли.
Эйла поправила женскую фигурку у входа и пошла за Джондаларом к следующему сооружению.
— Это дом или вождя племени, или Мамута, а может, их обоих, — сказал Джондалар.
Эйла заметила, что это жилище было немного больше, чем другие, и женская фигурка при входе вырезана более тщательно.
— Мамута, если они Мамутои или родственное им племя. Предводительница и предводитель в Львином стойбище имели жилища меньших размеров, чем у Мамута, но у него селились гости и там проходили собрания.
Они стояли у входа, пока глаза привыкали к полумраку внутри. Вдруг там засветились два маленьких огонька. Волк зарычал, а Эйла ощутила запах, который взбудоражил ее.
— Не входи, Джондалар! Волк! На место! — крикнула она, подавая сигнал и рукой.
— В чем дело, Эйла?
— А ты не чувствуешь запаха? Внутри какой-то зверь, от которого сильно пахнет… Наверное, барсук. Если его тронуть, то он напустит такую вонь. Тогда уж нам не жить здесь, да и люди, которые живут здесь, еще долго будут избавляться от этого запаха. Если ты опустишь шкуру, может быть, он сам выберется оттуда. Они норные животные и не любят свет, даже если и охотятся днем.
Волк издал низкий звук, и было ясно, что он готов ворваться внутрь и напасть на это очаровательное животное. Подобно всем животным из семейства ласок, барсук выпускает на нападающего мощную едкую струю из анальной железы. И Эйле совсем не хотелось, чтобы от Волка несло этим сильным мускусным запахом, — кто знает, сколько дней придется потом его сторониться. Если барсук не выскочит из жилища сам, то придется применить более крутые меры для выдворения животного.
Барсук мало что видел своими маленькими близорукими глазками, но на свет у входа смотрел внимательно. Когда стало ясно, что барсук выходить не собирается, Эйла сняла с головы пращу и достала из сумки камни. Вложив камень, она прицелилась в светящиеся огоньки и, искусно уловив момент, послала камень в цель. Послышался глухой удар, и огоньки пропали.
— Ты попала в него, Эйла!
Они подождали немного и, убедившись, что внутри все тихо, вошли. Довольно большое — три фута длиной — животное лежало на земле с кровавой раной во лбу. Ужаснее было другое. Видимо, животное провело в жилище какое-то время и активно исследовало все вокруг. Помещение напоминало бойню. Твердо утрамбованный пол был изрыт, из хранилищ было вытащено все, вплоть до ненужных обрезков мяса. Плетеные циновки и корзины были истерзаны в клочья. Меха и шкуры на постелях изжеваны и порваны, везде разбросаны перья, шерсть и травы. Даже в плотной стене была дыра: барсук прогрыз себе выход.
— Только посмотри! Мне было бы просто противно, вернувшись сюда, увидеть все это.
— Всегда опасно оставлять жилище без охраны. Великая Мать не защищает жилища от других Ее созданий. Ее дети должны напрямую общаться с животными, их духом. Может быть, мы слегка наведем здесь порядок, хотя, конечно, ущерба нам не восполнить.
— Я хочу снять шкуру с этого барсука и оставить ее, чтобы живущие здесь знали, из-за кого это все. Да и в любом случае шкура им пригодится, — сказала Эйла, за хвост вынося животное из дома.
При свете дня она увидела седую спину, более темный живот, черно-белую полосатую морду и убедилась, что это действительно был барсук. Ножом она сделала разрез на горле и выпустила кровь. Затем вернулась в жилище, но прежде взглянула на другие постройки и попыталась представить их обитателей, почувствовав глубокое сожаление, что их нет. Было как-то одиноко без других людей. И она ощутила глубокую благодарность к Джондалару и на какой-то миг опять с ошеломляющей силой ощутила прилив любви к нему.
Она потрогала амулет на груди и подумала о своем тотеме. Она уже давно не вспоминала о Духе Льва, который так сильно когда-то охранял ее. Мамут тоже говорил, что ее тотем всегда будет с ней. Джондалар, когда говорил о Духе Мира, имел в виду Великую Земную Мать, и сейчас она тоже чаще думала о Ней, особенно после обучения у Мамута.
Используя старинный священный язык знаков, применяемый для общения с миром духов и с племенами, говорившими на другом языке, Эйла закрыла глаза и обратилась всей душой к своему тотему.
«Великий Дух Львиного стойбища, — прожестикулировала она, — эта женщина благодарна за оказанное ей доверие, благодарна, что ее выбрал Лев. Мог-ур всегда говорил этой женщине, что с могущественным духом трудно ужиться, но дело того стоит. Мог-ур был прав. Хотя общение и было трудным, но результат перевешивал трудности. Она благодарит не столько за результаты, сколько за путь к знанию и пониманию. Эта женщина благодарит за мужчину, к которому привел ее Дух тотема, сейчас он ведет эту женщину в его дом. Мужчина не понимает до конца, что был избран Духом Львиного стойбища, но женщина благодарит, что избрали именно его».
Уже собираясь открыть глаза, она вдруг подумала о другом.
«Великий Дух Львиного стойбища, — продолжала она. — Мог-ур говорил этой женщине: духи тотема хотят иметь дом, место, куда можно вернуться, где их приветствуют и хотят оставить. Эта дорога кончится, и у женщины будет новый дом, но народ мужчины не знает ее тотема. Они должны узнать и оценить Дух Пещерного Льва. Эта женщина просит, чтобы Великому Духу Пещерного Льва были рады везде и всегда, чтобы для него нашлось место там, где радушно примут женщину».
