Уинни кружилась сзади, стараясь нащупать дно. Держась за Волка, Эйла попыталась подплыть к ней. Джондалар, по грудь в воде, уже стоял рядом с кобылой, стараясь успокоить ее. Вместе они достигли берега.
— Лучше поспешить, если мы хотим продвинуться вперед. — В глазах Эйлы все еще сверкали гневные искры.
— Нет, — сказал Джондалар, прикоснувшись к ее плечу. — Мы не двинемся, пока ты не переоденешься. Думаю, что надо отпустить лошадей и Волка. Пусть побегают и обсохнут. На сегодня хватит. Мы можем устроить стоянку здесь. Чтобы добраться до этого места, у меня ушло четыре года. И если понадобится еще четыре года, чтобы вернуться, — пусть, только бы ты, Эйла, была целой и невредимой.
Она взглянула на него. В его ярко-синих глазах было столько любви и заботы, что это окончательно растопило ее гнев. Она подошла к нему. Джондалар склонился к ней, и Эйла ощутила непередаваемое наслаждение — как тогда, во время их первого поцелуя; ей стало невыразимо радостно, что она едет с ним к его народу. Она любила его сильнее, чем могла это выразить, сильнее, чем тогда, после длинной зимы, когда ей показалось, что он разлюбил ее и отправится домой один.
Он испытал тревогу, когда она ринулась за Волком, и сейчас, крепко обняв, он прижал ее к себе. Он любил ее все сильнее, раньше он и представить не мог, что возможно так сильно любить кого-то. Он чуть не потерял ее однажды. Был уверен, что она собирается остаться с тем смуглым мужчиной с постоянно смеющимися глазами. Ему была тяжела сама мысль о том, что он мог потерять ее еще раз.
Затерянные в неведомом мире, они должны были смягчиться душой в окружении двух лошадей и волка. Но сейчас среди бескрайних зеленых равнин с их обилием разнообразных животных и считанным количеством людей стоял он, созерцая предстоящее Путешествие через весь континент и ощущая переполнявшую его любовь. Однако порой лишь одна мысль, что что-то может причинить боль этой женщине, наполняла его таким страхом, что у него перехватывало дыхание. В такие моменты ему не хотелось выпускать ее из объятий.
Джондалар чувствовал тепло ее тела и ждущие поцелуя губы. Но Эйла замерзла и промокла, надо было разжечь костер и высушить ее одежду. Место на берегу реки не хуже любого другого подходило для стоянки. И хотя готовиться к ночлегу еще слишком рано, зато можно как следует просушить одежду, которая была на них, и отправиться завтра в путь с утра пораньше.
— Волк! Положи на место! — закричала Эйла, спеша отобрать у зверя завернутый в кожу пакет. — Я думала, что приучила тебя держаться подальше от кожи. — Когда она попыталась отнять пакет, Волк играючи зажал его зубами, затряс головой и заурчал. Решив прекратить игру, она отошла в сторону. — Положи! — резко сказала она и опустила руку, как бы намереваясь стукнуть его по носу, но вовремя остановилась.
Услышав команду, Волк поджал хвост, подполз к ней и, умиротворяюще поскуливая, положил пакет к ее ногам.
— Он уже второй раз прихватывает вещи, — поднимая пакет, сказала Эйла. — Он все понимает, но, кажется, не может удержаться, чтобы не трогать кожу.
Джондалар подошел к ней.
— Не знаю, что и сказать. Он выпускает их, когда ты приказываешь, но если тебя не будет рядом… Ты же не можешь все время следить за ним. Что это? Не помню, чтобы видел это прежде, — сказал он, разглядывая сверток, бережно завернутый в мягкую кожу и крепко перевязанный.
Покраснев, Эйла быстро отобрала сверток.
— Это… так, кое-что… что я взяла в Львином стойбище, — сказала она и положила сверток на самое дно одной из корзин.
Ее действия озадачили Джондалара. Они до предела ограничили свою поклажу, взяв из мелких вещей лишь самое необходимое. Получилось не слишком много, но все же вещей набралось изрядно. Конечно, она могла сунуть еще что-то, но все-таки что она могла взять с собой?
— Волк! Прекрати!
Джондалар с улыбкой наблюдал, как Эйла вновь погналась за Волком. Кажется, Волк явно дразнил Эйлу, заставляя ее побегать за собой, он просто играл с ней. На этот раз он стащил мокасины, которые Эйла надевала иногда на стоянке, чтобы было удобно ногам. Это позволяло высохнуть походной обуви, особенно если земля была подмерзшей или сырой, а ей хотелось выйти на воздух.
— Не знаю, что я с ним сделаю! — раздраженно сказала она, подойдя к мужчине. В руках у нее были мокасины, ставшие последней добычей Волка. Эйла сурово взглянула на злодея. Волк, чувствуя ее неодобрение, покаянно скуля, подполз к ней. Он знал, что она любит его и что наступит момент, когда сердце ее смягчится и он запрыгает и зарявкает от счастья и от желания поиграть вновь.
Хотя ростом он был со взрослого волка, в нем оставалось еще много щенячьего. В отличие от других он родился зимой, у одинокой волчицы, чей спутник умер. У Волка мех имел обычно серовато-желтый оттенок — результат смешения белого, рыжего, коричневого и черного ворса, — это обеспечивало неопределенную окраску, позволявшую волкам быть незаметными среди кустарника, травы, земли, скал и снега. Однако мать Волка была черной.
Ее необычный окрас вызывал нездоровый интерес у стаи, и другие самки нещадно третировали ее, оттесняя и постоянно изгоняя из своего сообщества. Так она начала скитаться в одиночку, пытаясь выжить между помеченными территориями, и наконец повстречала такого же одинокого старого самца, который покинул стаю, потому что ослабел. Некоторое время они довольно успешно охотились вместе. Она была более способной охотницей, зато он обладал опытом, и они даже стали метить и защищать собственную небольшую территорию. Возможно, от хорошей пищи — охотясь вдвоем, они добывали еду в достаточном количестве — или просто от постоянного пребывания вместе, но у нее в самое неподходящее время началась течка. Ее спутник не огорчился этим обстоятельством, тем более что соперников у него не было, а сил и желания еще хватало.
К сожалению, его старые кости подверглись испытанию холодом в следующую суровую зиму в приледниковых степях. Он недолго продержался. Это была страшная потеря для волчицы, которая одна зимой родила волчонка. Природа не слишком благосклонна к несчастным матерям, которых угораздило родить не вовремя. Черную охотницу легко было заметить на побуревшей траве, серой земле, среди снежных заносов. Не имея ни друга, ни стаи сородичей, которые могли бы прийти на помощь кормящей матери, черная волчица, хотя она не однажды рожала, смогла выкормить лишь одного щенка.
Эйла знала волков. Она наблюдала за ними с тех пор, как начала охотиться, но она никак не могла знать, что черный волк, который пытался стащить горностая, подстреленного Эйлой из пращи, был оголодавшей кормящей самкой. Это был не сезон для щенков. Когда она попыталась вернуть свою добычу, а волк неожиданно напал, защищаясь, она убила его. Затем она рассмотрела, в каком состоянии был зверь, и поняла, что он был одиночкой. Чувствуя некое родство с волками, поняв, что эту волчицу изгнали из стаи, Эйла решила найти осиротевших щенков, у которых не было никого, кто мог бы позаботиться о них. Двигаясь по волчьему следу, она отыскала логово, залезла в него и нашла оставшегося щенка, который лишь недавно открыл глаза. Она забрала его в Львиное стойбище.
