Он отстранился.
— Давай-ка выбираться из этой холодины, — сказал он. Эйла прополоскала рот и улыбнулась ему. Взяв ее за руку, он помог ей выйти на берег. Они опустились на попону, он положил ее на спину и, опершись на локоть, прилег рядом с ней. — Ты захватила меня врасплох, — успокоено, но с легким смущением сказал он. Все вышло не так, как ему хотелось.
Она хитро улыбнулась; не часто он так быстро расстается с животворными соками, обычно ему удается сдерживать себя. Ее улыбка сменилась радостной усмешкой.
— Должно быть, твоя готовность превзошла все ожидания, — сказала она.
— А с чего это ты так обрадовалась? — спросил он.
— Мне редко удается удивить тебя, — сказала она. — Обычно как раз ты застаешь меня врасплох, неизменно удивляя и пробуждая чувства огромной Радости.
Он невольно ответил на ее улыбку. Подавшись к ней, Джондалар поцеловал ее губы, и она приглашающе приоткрыла рот. Любое прикосновение к ней доставляло ему наслаждение. Нежно и соблазнительно он исследовал глубины ее рта, и она последовала его примеру. С радостью почувствовал он, что его копье вновь начинает обретать силу. Возможно, еще не все силы истрачены попусту.
Оторвавшись от ее рта, Джондалар пробежал языком по ее губам и спустился к шее, покусывая и целуя ее. Такая щекотка действовала очень возбуждающе, и ей даже захотелось уклониться от его жарких ласк. Она уже хотела его, но сдерживалась, постепенно накапливая ощущения. Когда он начал спускаться ниже, целуя ее плечи, подмышки и руки, она растерялась, не понимая, чего ей хочется больше — продолжения или прекращения этой сладостной пытки. Ее дыхание невольно участилось, поощрив его к продолжению. Вдруг он припал ртом к ее соску, и она сдавленно застонала, пронзенная жаркими огненными стрелами.
Мужская сила возвращалась к нему. Ощутив всю округлость и полноту ее груди, он начал страстно посасывать второй сморщенный и заостренный сосок, продолжая нежно массировать пальцами первый. Она выгнулась вперед, охваченная страстью и желанием. Эйла уже не замечала, как ветерок шелестит в листьях ивы, не ощущала холодящего воздуха, все ее внимание сосредоточилось на внутренних ощущениях, пробуждаемых его ласками.
Его чувства тоже распалились, восстанавливая запасы животворных соков. Переместившись ниже, он пристроился на ее бедрах и, приоткрыв складки ее лона, снял первую пробу. Она еще не обсохла после купания, и он наслаждался ее прохладной свежестью и теплой влажностью солоноватого и знакомого вкуса Эйлы, его Эйлы. Стремясь овладеть всеми ее сокровенными местами сразу, он вновь припал губами к ее соскам, продолжая ласкать рукой отвердевший пульсирующий узелок.
Джондалар продолжал обследовать языком все ее тело, и она, задыхаясь и вскрикивая, прогнулась ему навстречу. Нахлынувшие чувства затопили все мысли. Она уже не осознавала, что происходит, чувствуя лишь, как огромная жаркая волна вдруг захлестнула ее, и тогда он почувствовал ее обильные женские соки. Тихо вскрикивая от желания слиться с ним воедино, она прижалась к нему всем телом. Он приподнялся и, найдя вход в ее лоно, начал постепенно погружаться в него.
Интуитивно угадывая его желания, Эйла ритмично двигалась вместе с ним. На сей раз его страсть была более спокойной. Обычно ему приходилось сдерживаться, а сейчас он просто отдался чувствам и ощущал, как нарастает напряжение их совместных движений, достигая все больших глубин наслаждения. Ее возбужденные стоны заметно участились. Но вот их страстные крики слились воедино, и они одновременно достигли кульминации, испытывая огромный облегчающий взлет. Их тела на мгновение замерли, и после нескольких завершающих движений оба они успокоились и затихли.
Они лежали, закрыв глаза и восстанавливая дыхание, Эйла услышала шелест листвы на ветру, призывный щебет какой-то птички, почувствовала прохладный ветерок и приятную тяжесть его тела, вдохнула исходящий от попоны лошадиный запах и аромат соков их Радости и вспомнила вдруг вкус его кожи и его поцелуев. Когда он наконец приподнялся, на губах ее блуждала мечтательная и полусонная, нежная и удовлетворенная улыбка.
Когда они поднялись с земли, Эйла вновь зашла в родниковые воды пруда для ритуального очищения, к которому с детства приучила ее Иза. Джондалар последовал за ней. Теперь он тоже привык к таким омовениям, хотя до встречи с Эйлой не делал ничего подобного. Он вообще не любил холодную воду. Но сейчас, плещась в пруду, он подумал, что, пожалуй, мог бы полюбить ее, если бы почаще удавалось делить Дары Радости на берегах родниковых водоемов.
Возвращаясь к Южному владению Двадцать Девятой Пещеры, Эйла вдруг поняла, что не горит желанием встречаться с его хозяевами, показавшимися ей довольно недружелюбными. И несмотря на то что члены Девятой Пещеры и родственники Джондалара приняли ее хорошо, она осознала, что даже их ей не особенно хочется видеть. Устав от долгого Путешествия, она с нетерпением ждала его окончания и встречи с другими людьми, однако сейчас уже скучала по тому уединенному образу жизни, что выработался у них с Джондаларом за время странствий. В Девятой Пещере им практически не удавалось остаться наедине друг с другом. Они оба обрадовались сердечному приему и проявляемому людьми интересу, но порой молодым любовникам очень хотелось побыть вдвоем.
А ближе к ночи, уже лежа под спальным покрывалом в общей семейной палатке, где все спали в непосредственной близости, Эйла вспоминала устройство спальных очагов в земляном жилище Мамутои. Когда она впервые увидела его, ее изумила необычная конструкция заглубленного в землю длинного жилища Львиного стойбища. Кости мамонта поддерживали толстые земляные стены, утепленные тростником и покрытые слоем глины, они надежно защищали людей от сильных ветров и зимних морозов. Тогда она решила, что Мамутои сами построили пещеру. В каком-то смысле так оно и было, поскольку в их краях не было пригодных для жизни пещер, и ее изумление было справедливым: Мамутои строили замечательные жилища.
Все обитатели Львиного стойбища жили в одном общем доме, но все семьи имели отдельные жилые помещения, располагавшиеся вокруг вытянутых в одну линию очагов, а их спальные платформы были скрыты за плотными занавесами. Такое близкое и тесное соседство порождало молчаливую тактичность и взаимную вежливость, такие отношения постепенно вошли в привычку, обеспечивая семьям относительное уединение. Пока Эйла жила с ними, ей даже не приходило в голову, что земляной дом маловат, ведь тогда она еще не видела огромную Девятую Пещеру. Ей вспомнилось, что и в Клане каждая семья имела свой очаг, но там вообще не было стен, его границы обозначал лишь ряд камней. Люди Клана также тактично и уважительно относились к личной семейной жизни, никогда не заглядывая в помещения соседних семей.
И хотя дома Зеландонии окружали стены, звуки они пропускали достаточно хорошо. Их жилищам не требовался такой прочный каркас, как земляным строениям Мамутои; природные скальные навесы надежно защищали от непогоды. Строения Зеландонии в основном обеспечивали сохранение тепла внутри дома и охраняли от ветров, случайно залетевших под каменный навес. Проходя по жилой площадке Зеландонии, зачастую можно было слышать доносившиеся из домов голоса, но люди привыкли не обращать на это внимания. Эйла осознала, что, прожив с ними не так уж много времени, она уже тоже почти привыкла не обращать внимания на голоса, доносившиеся из соседних домов.
