Вдруг за кустом, чуть ниже меня, что-то мелькнуло — красный мундир английского солдата. Я повернулась, задыхаясь пронеслась по пружинящему под ногами торфянику и нырнула в расщелину скалы.
Часть седьмая
ВЗГЛЯД В ПРОШЛОЕ
Глава 47
УТРАЧЕННЫЕ СВЯЗИ
— Конечно, он был прав. Этот чертов тип почти всегда был прав! — Голос Клэр звучал чуть ли не сердито. Она печально улыбнулась и взглянула на Брианну, которая с совершенно непроницаемым лицом неподвижно сидела на коврике у камина, обхватив колени руками. Лишь поднимающееся от огня тепло шевелило ее волосы.
— Это была трудная беременность и сложные роды. Если бы я рискнула рожать там, мы бы обе погибли. — Клэр говорила, обращаясь прямо к дочери, как будто бы они были одни.
Роджер, зачарованный повествованием о прошлом и медленно возвращающийся к настоящему, чувствовал себя незваным гостем.
— Мне была невыносима мысль оставить его, — тихо сказала Клэр. — Даже ради тебя… До того, как ты родилась, я немного ненавидела тебя, потому что из-за тебя он заставил меня уйти. Я бы не побоялась умереть, но только вместе с ним. А жить без него… Он был прав — моя часть сделки оказалась самой тяжелой. Но я выполнила ее условия, потому что любила его. И обе мы живы, ты и я, потому что он любил тебя.
Брианна не двигалась, не отрывала глаз от лица матери. Двигались только губы, молча, как будто она разучилась говорить.
— Ну и как долго… ты ненавидела меня?
Золотистые глаза встретились с голубыми, чистыми и безжалостными, словно глаза сокола.
— До тех пор, пока ты не родилась. Когда я взяла тебя на руки, прижала к себе и ты взглянула на меня отцовскими глазами, все изменилось.
Брианна издала слабый, приглушенный звук. Мать взглянула на свою дочь, сидящую у ее ног, и продолжала говорить, лишь голос ее стал немного тише:
— А потом я стала замечать в тебе что-то не похожее ни на меня, ни на Джейми. И я полюбила тебя ради тебя самой, а не только ради человека, который был твоим настоящим отцом.
Брианна резко вскочила. Ее волосы взметнулись, как львиная грива, голубые глаза засверкали, как пламя, горевшее у нее за спиной.
— Моим отцом был Фрэнк Рэндолл! — резко сказала она. — Он! Я в этом уверена. — Сжав кулаки, она с яростью смотрела на мать. Ее голос дрожал от гнева. — Я не понимаю, для чего ты мне это рассказываешь. Должно быть, ты действительно ненавидела меня, может, ненавидишь и сейчас. — Слезы ручьем текли по ее лицу, она сердито вытирала их тыльной стороной ладони. — Папа… папа любил меня. Он не стал бы любить меня так, если бы я была не его! Почему ты хочешь заставить меня поверить, что он не был моим отцом? Ты ревновала его ко мне? Да? Тебе не нравилось, что он так любил меня? А тебя он не любил, я знаю это!
Голубые глаза по-кошачьи сузились, сверкая на мертвенно-бледном лице.
Роджер почувствовал сильное желание выскользнуть за дверь, прежде чем она заметит его присутствие и обратит свой пламенный гнев и на него. Кроме ощущения неловкости, в нем нарастало чувство благоговейного страха — девушка, стоявшая на каминном коврике, кипевшая и брызгавшая слюной в защиту своего происхождения, пылала той неистовой силой, которая заставляла шотландских воинов бросаться на своих врагов, подобно яростным банши — злым, черным духам; тень удлинила и без того длинный, прямой нос, глаза, как у разъяренной кошки, превратились в узкие щелочки — она была точной копией своего отца, и стало совершенно очевидно, что ее отцом был совсем не тот темноволосый, благообразный ученый, чей портрет украшал переплет книги, лежавшей на столе.
Клэр открыла было рот, но тут же его закрыла, с нескрываемым восхищением глядя на свою дочь. Крупное тело, широкий разлет приподнятых скул. Роджер подумал: она видела все это много раз, но не в Брианне.
С неожиданностью, заставившей их обоих вздрогнуть, Брианна крутанулась на каблуках, быстро собрала со стола пожелтевшие газетные вырезки и швырнула их в огонь. Потом схватила кочергу и стала злобно сгребать их в кучу, не обращая внимания на поток искр, вылетавших из камина и сыпавшихся ей на ноги.
Отвернувшись от быстро почерневшей массы сгоревшей бумаги, она поставила одну ногу на камин и, глядя на мать, закричала:
— Сука! Ты ненавидела меня? А я ненавижу тебя! — Брианна отвела назад руку с зажатой в ней кочергой, и Роджер инстинктивно напрягся, готовый броситься на нее. Но она круто развернулась и, словно метательница копья, швырнула кочергу в высокое, до потолка окно.
Подернутое ночной темнотой стекло, перед тем как треснуть и превратиться в черную пустоту, отразило облик разъяренной молодой женщины.
В комнате воцарилась тишина. Роджер, вскочивший было на ноги, так и остался стоять посреди комнаты. Он смотрел то на свои руки, как будто не знал, что с ними делать, то на Клэр. Она сидела совершенно неподвижно, затаившись в кресле, словно животное, загипнотизированное промелькнувшей тенью хищника.
Через несколько секунд Роджер подошел к столу и прислонился к нему.
— Я не знаю, что сказать, — произнес он.
Губы Клэр дрогнули.
— Я тоже.
Несколько минут они сидели в полном молчании. Старый дом поскрипывал, будто устраиваясь поуютнее, с кухни доносился звон кастрюль — Фиона готовила что-то к обеду. Потрясение и смущение, охватившие Роджера, постепенно уступили место новому ощущению, у которого еще не было названия. Его руки были холодные как лед, и он потер их о брюки, чувствуя согревающую ладони теплоту вельвета.
— Я… — Он замолчал и только растерянно покачал головой.
Клэр глубоко вздохнула, и он осознал, что это было первое ее движение после того, как Брианна выбежала из комнаты. Взгляд у нее был ясный и прямой.
— Вы мне верите? — спросила она.
Роджер задумчиво посмотрел на нее.
— Будь я проклят, если знаю, — наконец произнес он.
Это вызвало у нее быструю мимолетную улыбку.
— Это же сказал и Джейми, когда я впервые спросила его, откуда, по его мнению, я взялась.
— Не могу винить его за это. — Роджер помедлил, затем, решившись, отошел от стола и, пройдя через комнату, приблизился к Клэр. — Можно? — Он наклонился и, взяв ее безжизненную руку, повернул к свету. Настоящая слоновая кость отличается от искусственной тем, что она теплая на ощупь, вдруг вспомнилось ему. Ладонь у нее была нежно-розовая, но тонкая линия буквы «J» у основания большого пальца была белой, словно кость.
— Это ничего не доказывает, — сказала Клэр, наблюдая за его лицом. — Возможно, результат какого-то несчастного случая или я могла сделать это сама.
— Но ведь вы этого не делали, не так ли? — Он осторожно, словно хрупкое произведение искусства, положил ее руку назад на колени.
— Нет, но я не могу это доказать. Жемчуг… — Ее рука потянулась к матово блестевшему ожерелью на шее. — Он настоящий. Это можно проверить. Но разве я могу доказать, откуда он у меня? Нет, не могу.
