— Обижаешь, — сказал он, посмеиваясь и просовывая голову в ворот рубашки. — Их было трое. Один навалился сзади и душил меня.
— Джейми!
Он засмеялся и, стягивая с постели одеяло, горестно покачал головой:
— Не знаю, что в тебе есть такое, но мне всегда хочется похвастаться перед тобой. Думаю, когда-нибудь я просто убью себя, чтобы произвести на тебя впечатление. — Он вздохнул, осторожно разглаживая на животе рубашку. — А это всего лишь спектакль, Саксоночка. Можешь не волноваться.
— Спектакль! Боже милостивый!
— Ты когда-нибудь видела, как свора встречает чужую собаку? Ее обнюхивают, покусывают за ноги, рычат, чтобы посмотреть, испугается она или огрызнется в ответ. Иногда дело доходит до драки, иногда нет. Но в конце концов каждая собака узнает свое место и знает, кто вожак. Вот и старый Саймон хочет доказать мне, что он вожак. Больше ничего.
— А ты? Чего хочешь ты?
Я легла, ожидая, когда ляжет и он. Он поднял свечу и, усмехаясь, подошел ко мне. Мерцание свечи отражалось в его голубых глазах.
— Гав, — произнес он и задул свечу.
В последующие две недели я мало видела Джейми, разве что по ночам. Дни он проводил с дедом. Они охотились или катались верхом — несмотря на свой возраст, Ловат был очень деятельным человеком, — или пили в кабинете, и Старый Лис приходил к каким-то своим заключениям и излагал свои планы.
Большую часть времени я проводила с Фрэнсис и другими женщинами. Пребывая в тени грозного старика отца, она все-таки осмеливалась высказывать собственные суждения и оказалась умной и интересной собеседницей. Фрэнсис отвечала за хозяйственный уклад замка и его прислугу, но когда на сцене появлялся отец, она превращалась в незаметное существо, едва осмеливающееся поднять глаза, и говорила только шепотом. Я не знала, можно ли винить ее за это.
Через две недели после нашего приезда Джейми вошел в гостиную, где я сидела с Фрэнсис и Элин, и сказал, что лорд Ловат хочет меня видеть.
Старый Саймон небрежно махнул рукой в сторону стоящего у самой стены стола, уставленного графинами, и уселся в широкое резное кресло из орехового дерева с продавленным сиденьем, обтянутым сильно потертым голубым бархатом. Кресло точно подходило к его короткой коренастой фигуре, как будто бы оно делалось специально для него. Интересно, оно действительно было сделано по заказу или же от длительного пользования его тело приняло форму кресла, подумала я.
Я спокойно сидела в углу со стаканом портера в руке, а старый Саймон снова и снова расспрашивал Джейми о Карле Стюарте и его планах.
Уже двадцатый раз за неделю Джейми терпеливо повторял свой рассказ о количестве войска, об его организации, о вооружении — весьма бедном, — надеждах Карла на присоединение Льиса Гордона или Фаркварсонов, о том, что сказал Гленгэрри, преследуя Престонпанса, что Камерон знает или думает, что знает, о движении английских армий, почему Карл решил двинуться на юг и т. д. и т. п. Я клевала носом над стаканом портера и просыпалась как раз в тот момент, когда красная жидкость должна была пролиться на юбку.
— …и лорд Георг Муррей, и Кильмарнок, оба считают, что его высочеству лучше всего уйти на зиму на север Шотландии, — произнес в заключение Джейми и широко зевнул. Он устал сидеть в неудобном кресле с узкой спинкой, которое ему предложили, и теперь встал и потянулся. Его тень колыхалась на бледных драпировках, покрывавших каменные стены.
— А что об этом думаешь ты? — Старый Саймон откинулся в кресле. Его глаза под полуприкрытыми веками блеснули. В камине весело и ярко горел огонь. Фрэнсис разжигала огонь в главном зале из торфа, но здесь по приказу Ловата топили не торфом, а дровами. Резкий запах сосновой смолы, исходивший из горящего дерева, смешивался с густым запахом дыма.
Тень Джейми плясала на стенах. Он ходил взад-вперед по комнате, не желая садиться. В маленьком кабинете с окнами, уже задрапированными на ночь, было тесно и темно — совсем не то, что на просторном, залитом солнцем церковном дворе, где Колам задал мне тот же самый вопрос. Но сейчас ситуация изменилась: потеряв популярность среди предводителей кланов, Карл тщетно напоминал им об их обязательствах. Но общие очертания проблемы были те же — темные, бесформенные, как тень, нависшая сейчас над нами.
— Я говорил вам об этом не меньше дюжины раз, — коротко ответил Джейми. Он нетерпеливо повел плечами, как будто рубашка была слишком тесна ему.
— О да, ты говорил мне. Но на этот раз я надеюсь услышать правду. — Старик уселся поудобнее в своем провалившемся кресле и сложил руки на животе.
— Неужели? — Джейми коротко рассмеялся и повернулся лицом к деду.
Он оперся спиной о стол и обхватил себя руками. Несмотря на разницу в осанке и фигуре, между этими двумя мужчинами было определенное сходство. Один высокий, другой приземистый, но оба сильные, упрямые, полные желания победить в этой схватке.
— Разве мы не родственники? Разве я не властен над тобой? Я требую лояльности. Или я не имею на это права?
— Что-то не припоминаю, чтобы я присягал вам на верность.
Как у многих старых людей, в бровях Саймона было несколько длинных жестких волосков. При свете огня они шевелились, я не могла определить, от гнева или от удовольствия.
— Присягал? А разве в тебе течет не кровь Фрэзеров?
Рот Джейми искривился.
— Говорят, благоразумный сын должен почитать своего отца, но моей матерью была Макензи. И я хорошо об этом помню.
Лицо Саймона побагровело, брови нахмурились. Затем он открыл рот и зашелся смехом, брызгая слюной и задыхаясь. Он смеялся долго. Наконец одной рукой беспомощно заколотил по креслу, а другой залез в рот и вытащил искусственные зубы.
По лицу его текли слюни и слезы. Он ощупью дотянулся до маленького столика, стоящего возле кресла, и уронил зубы на тарелочку для пирожных. Скрюченные пальцы схватили льняную салфетку и прижали ее к лицу. Все еще задыхаясь от смеха, он сказал, с трудом переводя дух:
— Шлюшай, парень. Дай мне виски.
Подняв брови, Джейми взял графин со стола и передал его деду. Тот снял крышку и принялся пить прямо из горла, не утруждая себя заботами о стакане.
— Ты думаешь, што ты не Фрэзер? — сказал он, опустив графин и тяжело отдуваясь. — Ха! — Все еще задыхаясь, старик откинулся назад, живот его тяжело вздымался и опадал. Он уставил палец на Джейми и сказал: — В тот шамый день, когда твой отец навшегда покинул Биафоршкий замок, он штоял на том ше месте, где и ты, и говорил те ше шамые шлова. — Постепенно старик успокаивался. Он кашлянул еще несколько раз и снова вытер лицо. — Ты жнал, што я пытался помешать женитьбе твоих родителей и шкажал, што ребенок, которого ждала Элен Макензи, не был ребенком Брайена?
— Да, знал, — отвечал Джейми, снова опершись о стол и глядя на деда сузившимися глазами.
Лорд Ловат фыркнул.
— Не могу шкажать, што между мной и шиновьями вшегда было вжаимопонимание, но я жнаю швоих шиновей. И внуков тоже, — добавил он многозначительно. — И, шерт меня побери, но я уверен, они, как и я, не могут быть рогоносцами.
