Затем раздался звук волынки — пронзительный жуткий вскрик в бушующей непогоде. И тут же с различных точек холма послышались беспорядочные крики.
Я сразу представила себе волынщиков, раздувающих свои мехи, — их высоко вздымающуюся грудь и посиневшие губы, крепко прижатые к трубке; сведенные от холода пальцы превращают вдуваемый воздух в связные звуки.
Я почти физически чувствовала упорное сопротивление кожаного мешка, теплого и гибкого под пледом, неохотно пробуждающегося и затем неожиданно воспрянувшего к жизни, ставшего частью тела волынщика, его третьим легким, которое дышит вместо него, ветер уносит это дыхание, а крики соплеменников, звучащие вокруг, словно наполняют мехи новой силой.
Теперь крики стали громче, они долетали волнами, вместе с ветром, который, меняя направление, швырял в меня снег, смешанный с дождем. Здесь не было никакого укрытия, не было даже деревьев, которые смиряли бы ветер. Мой жеребец повернулся лицом к ветру и опустил голову, его грива хлестала меня по лицу примерзшими к ней льдинками.
Церковь — мое прибежище от стихии, а также от англичан. Я широко распахнула дверь, дернула коня за уздечку и повела его за собой.
Внутри было темно, лишь в алтаре смутно виднелось оконце из промасленной кожи. По сравнению с тем, что творилось снаружи, здесь было тепло, но от застоявшегося запаха пота я чуть не задохнулась. В церкви не было ничего, кроме маленькой арки в стене и самого алтаря. Привязать лошадь было некуда. Испуганный сильным человеческим запахом, жеребец стоял тихо, лишь изредка фыркая и беспокойно перебирая ногами. Не спуская с него глаз, я вернулась к двери и выглянула.
Я не знала, что происходит на Фолкирк-Хилл. То там, то здесь вспыхивали ружейные выстрелы. Временами слышался слабый звон металла и редкие хлопки взрывов. Раздавались крики раненых, пронзительные, как скрип мехов, совсем не похожие на гэльские голоса. Потом ветер поворачивал, и я ничего не слышала, хотя воображала, что слышу голоса, но это было всего лишь завывание ветра.
Я не видела битвы при Престоне; подсознательно привыкнув к осторожным перемещениям огромных армий, вооруженных танками и орудиями, я не понимала, как быстро меняются события при рукопашном бое на небольшом пространстве и с применением легкого оружия.
Совсем рядом со мной раздался крик: «Тулах ард!» — боевой клич клана Макензи. Оглушенная ветром, я не слышала, как солдаты поднимались по холму. Видимо, часть воинов Дугала была оттеснена в направлении моего убежища. Я быстро нырнула обратно в церковь, но дверь не закрыла, чтобы иметь возможность выглядывать.
Небольшая группа беглецов поднималась на холм. Судя по звукам речи и внешнему виду — пледы, бороды, развевающиеся по ветру волосы, — это были шотландцы; подгоняемые ветром, они казались темными облаками на травянистом склоне холма.
Когда первый из них ворвался в дверь, я отпрыгнула в глубь церкви. Было темно, я не видела лица, но узнала его голос, когда от ткнулся головой в моего жеребца и закричал:
— Боже!
— Уилли! — закричала я в ответ. — Уилли Коултер!
— О славный Иисусе! Кто это?
Я не успела ответить, как дверь широко распахнулась, ударившись о стену, и еще две черные фигуры ввалились в маленькую церковь. Испуганный этим шумным вторжением, жеребец заржал, вскинув в воздух передние копыта. Среди вломившихся в церковь началась паника: они-то считали, что церковь пуста, и теперь были совершенно огорошены.
Вошли еще несколько человек, и переполох усилился, теперь я отказалась от мысли успокоить лошадь. Меня оттеснили в самый конец церкви, я втиснулась в крошечное пространство между алтарем и стеной и стала ждать, пока все само собой образуется.
И кажется, такие признаки наметились — в темноте раздался голос, сразу покрывший сумятицу голосов.
— Успокойтесь! — закричал он тоном, не терпящим возражений. Все, кроме жеребца, повиновались, и так как шум и гам начали стихать, жеребец тоже стал успокаиваться. Он забился в угол и стоял там, пофыркивая и как бы жалуясь.
— Я Макензи из Леоха, — послышался властный голос. — Кто еще здесь?
— Джорди, Дугал, и со мной мой брат, — со вздохом облегчения произнес голос поблизости. — С нами Руперт, он ранен. О Боже, а я уж подумал, что здесь сам дьявол.
— Гордон Маклеод из Ардсмуира, — произнес незнакомый мне голос.
— И Эван Камерон из Кепоха, — сказал еще один голос.
— Чья это лошадь?
— Моя, — осторожно ответила я, выбираясь из-за алтаря. Звук моего голоса вызвал новый взрыв возгласов, но Дугал тут же прекратил шум, закричав:
— Тихо, будьте вы прокляты! Это ты, Клэр Фрэзер?
— Да уж, не королева, — раздраженно заметила я. — Уилли Коултер тоже здесь, по крайней мере был минуту назад. Нет ли у кого кремня?
— Никакого света! — откликнулся Дугал. — Едва ли англичане пройдут мимо этого места, если они следуют за нами, но глупо самим привлекать их внимание.
— Хорошо, — произнесла я, закусив губу. — Руперт, ты можешь говорить? Скажи что-нибудь, чтобы я могла понять, где ты. — Я не знала, что смогу сделать в темноте. В такой обстановке я не могла отыскать даже свой медицинский саквояж. И все же не оставлять же его на полу истекать кровью.
Откуда-то напротив меня послышался очень неприятный кашель, и хриплый голос произнес:
— Я здесь, девушка. — И снова кашель.
Я пробиралась по полу, мысленно чертыхаясь. Судя пс булькающему кашлю, его дела плохи — так плохи, чтс вряд ли поможет и моя медицинская сумка. Наклонясь и широко разведя руки, чтобы не наткнуться на что-нибудь, я прошла последние несколько футов. Одна моя рука коснулась теплого тела, и большая рука схватила меня. Должно быть, Руперт. Я слышала его дыхание — тяжелое, прерывистое, с всхлипом на выдохе.
— Я здесь, — сказала я, успокаивающе поглаживая его, как мне показалось, по больному месту. Он издал удивленный смешок и прогнулся в бедрах, прижимая к себе мою руку.
— Сделай так еще разок, девушка, и я забуду о пуле, — сказал он.
Я отдернула руку.
— Может быть, чуть попозже, — сухо произнесла я.
Я осторожно вела рукой по его телу, чтобы найти голову. Густая колючая борода подсказала мне, что цель достигнута, и я осторожно дотронулась до пульса на шее раненого. Пульс был учащенный и слабый, но все же хорошо прощупывался. Пот покрывал лоб, кожа была холодной и влажной на ощупь. Я потрогала кончик носа — он тоже был холодный.
— Жаль, что я не собака, — проговорил Руперт, издавая звуки, похожие на смех. — Холодный нос был бы хорошим знаком.
— Лучше бы ты перестал разговаривать, — сказала я. — Куда попала пуля? Нет, не говори, возьми мою руку и положи на рану, но… если ты положишь ее куда-нибудь еще, Руперт Макензи, ты умрешь здесь, как собака, и туда тебе и дорога.
Широкая грудь задрожала у меня под рукой от сдерживаемого смеха. Он медленно вел под пледом мою руку, другой рукой я отодвигала мешавшую мне одежду.
