— Снова быть с тобой, говорить с тобой, знать, что я могу говорить, что думаю, не опасаясь за свои слова, не скрывая своих мыслей! Господи, англичаночка, Всевышнему ведомо, что я одержимый страстью юноша и не могу оторвать от тебя руки… или что–то другое, — добавил он, усмехнувшись, — но даже этого мне было бы мало, не имей я еще и счастья делить с тобой все, что у меня на душе и сердце.
— Без тебя было одиноко, — прошептала я. — Так одиноко.
— И мне. — Джейми посмотрел вниз, опустив длинные темные ресницы, и продолжил: — Хотя врать не буду, монашеской жизни я не вел. Бывало, когда становилось совсем невмоготу, когда просто сходил с ума…
Я прижала пальцы к его губам, чтобы остановить его.
— Так ведь и я не без греха. Фрэнк…
Его рука мягко прижалась к моим губам. Мы молча смотрели друг на друга, и я чувствовала, как под моей рукой расцветает его улыбка, а под его рукой — моя.
Я убрала палец с его губ.
— Это не имеет значения, — сказал Джейми и тоже убрал свою руку.
— Не имеет значения, — эхом отозвалась я, обводя пальцем линию его губ. — Поэтому лучше поделись тем, что у тебя на сердце, если есть время.
Он бросил взгляд на окно, чтобы по свету определить время: в пять часов нам предстояло встретиться в типографии с Айеном–старшим, узнать, как обстоят дела с поисками его сына, — и с сожалением скатился с меня в сторону.
— Пара часов у нас еще есть, так что можно не спешить. Одевайся, а я велю принести вина и печенья.
Подобная перспектива меня восхитила. Мне вообще казалось, что с тех пор, как я нашла Джейми, у меня пробудился волчий аппетит: есть хотелось чертовски и постоянно. Я села и начала рыться в куче разбросанной по полу одежды, ища корсет, который требовало платье с низким вырезом.
— Я ничуть не огорчен, но, пожалуй, действительно чувствую некоторую неловкость, — признался Джейми, засовывая длинные ровные пальцы ног в шелковый чулок. — Или, по крайней мере, должен бы.
— Почему так?
— Да потому, что я предаюсь здесь с тобой райским наслаждениям, запивая их вином и заедая печеньем, а бедняга Айен топчет мостовые Эдинбурга, переживая за сына.
— Ты и сам беспокоишься за юного Айена? — спросила я, занимаясь шнуровкой.
Он слегка нахмурился, натягивая второй чулок.
— Не столько беспокоюсь за него, сколько боюсь, что он может не объявиться до завтрашнего дня.
— А что произойдет завтра? — спросила я и тут же вспомнила встречу с сэром Персивалем Тернером. — О, твоя поездка на север — она ведь намечена на завтра?
Он кивнул.
— Да, в бухте Муллин намечена встреча; луна в ущербе, и ночь будет темной. Люггер из Франции с грузом вина и батиста.
— И сэр Персиваль предупреждал тебя о том, чтобы ты в этой встрече не участвовал.
— Похоже на то. Что случилось, я пока сказать не могу, выясню позже. То ли ожидается инспекционный визит какого–нибудь высокого чина из таможенной службы, то ли он прослышал о какой–то деятельности на побережье, которая сама по себе к нам отношения не имеет, но навредить может.
Он пожал плечами и закончил с последней подвязкой.
Положив руки на колени ладонями вверх, Джейми медленно сжал их в кулаки. Левый кулак сомкнулся без промедления, крепкий, твердый, готовый к драке. С правым дело шло медленнее, а до конца так и не дошло. Средний, кривой палец не укладывался рядом с указательным, а безымянный не сгибался вовсе. Он торчал прямо, из–за чего и мизинец оставался под неловким углом к нему.
Джейми перевел взгляд с рук на меня и улыбнулся.
— Вспоминаешь ту ночь, когда ты вправляла мне руку?
— Иногда, в самые кошмарные моменты.
Ночка была из тех, что не забудешь — просто невозможно забыть. Мне удалось сбежать из тюрьмы Уэнтуорт и избежать смертного приговора, но помешать Черному Джеку Рэндоллу подвергнуть Джейми пыткам и искалечить его я не успела.
Подняв его правую руку, я положила ее к себе на колено, тяжелую, теплую и неподвижную, и он не возражал, когда я ощупывала каждый палец, осторожно потягивая его, чтобы растянуть сухожилия, и сгибая, чтобы определить диапазон гибкости сочленений.
— Это была моя первая ортопедическая операция, — усмехнулась я.
— И много ты провела таких операций с тех пор? — спросил он, с любопытством глядя на меня.
— Да, несколько. Поскольку стала хирургом, только, — пришлось мне поспешно пояснить, — не в том значении, которое имеет это слово здесь, сейчас. В мое время хирурги не рвут зубы и не пускают кровь. Они ближе к тем, кого вы называете врачами или лекарями, просто врач — понятие более широкое, а хирург — это одна из особых врачебных специализаций.
— Ага, значит, ты у меня особая? — усмехнулся Джейми. — Впрочем, что удивительного, ты всегда была такой.
Искалеченные пальцы скользнули в мою ладонь, и большой палец погладил мои костяшки.
— Так что же за особый лекарь этот ваш хирург?
Я задумалась, пытаясь сообразить, как лучше объяснить.
— Ну, если ты меня поймешь… В общем, это врач, который старается добиться лечебного эффекта… с помощью ножа.
Эта мысль заставила его скривиться.
— Надо же, какое милое противоречие. Но для тебя в самый раз, англичаночка.
— Правда? — удивилась я.
Он кивнул, не отрывая глаз от моего лица. Я видела, как он пристально изучает меня, и гадала, что же он видит. Хотя что тут было гадать? Вспотевшая и раскрасневшаяся после занятий любовью, с растрепанными волосами.
— Ты никогда не была прелестнее, англичаночка, — заявил Джейми, и улыбка его сделалась еще шире, а когда я подняла руку, чтобы поправить волосы, перехватил ее и нежно поцеловал. — Оставь свои кудри как есть. Так вот, — продолжил он, удерживая мои руки в своих и окидывая меня взглядом, — если как следует задуматься, то этот нож и есть твоя суть. Он вложен в ножны, прекрасные, великолепно сработанные ножны. — Его палец прогулялся по линии моих губ, спровоцировав улыбку. — Но внутри сокрыта закаленная сталь. И думаю, коварное острое лезвие.
Я удивилась:
— Коварное?
— Но не бессердечное, — заверил Джейми. Его взгляд остановился на моем лице, внимательный и любопытный, губ коснулась улыбка. — Нет, это тебе не свойственно. Но ты можешь быть безжалостно сильной, англичаночка, когда это тебе нужно.
— Могу, — подтвердила я с кривой улыбкой.
— Я замечал это в тебе и раньше. — Его голос стал тише, а хватка, наоборот, усилилась. — Но мне кажется, что теперь в тебе этого гораздо больше, чем когда мы были моложе. Тебе это часто требовалось с тех пор?
Я поняла вдруг, почему он чувствует это так отчетливо, тогда как Фрэнк не видел вообще.
