Говоря это, он мельком взглянул на меня, и в этом быстром взгляде отразилось все, чего стоили ему последние двадцать лет.
Он снова повернулся к Айену, насупил брови, и голос его посуровел.
— А что касается того, во что я обошелся твоей семье, то ты, кажется, только в прибытке, Айен. Лаллиброх теперь принадлежит Джейми–младшему. Твоему сыну, не моему!
Айен дернулся.
— Я никогда не просил… — начал он.
— Верно, ты не просил. Я не обвиняю тебя, боже упаси! Но факт налицо: Лаллиброх больше не мой. Мой отец оставил его мне, и я прилагал все силы — заботился о земле и арендаторах. И ты помогал мне, Айен. — Его голос слегка смягчился. — Я не справился бы без тебя и Дженни. Я не жалею о том, что отдал его Джейми, иначе было нельзя. Но все же…
Он отвернулся, склонив голову, полотняная рубашка туго натянулась на широких плечах.
Я боялась шелохнуться или заговорить, но уловила взгляд Айена–младшего, исполненный бесконечного огорчения, положила руку на его костлявое плечо и ощутила ровное биение пульса под выступающей ключицей. Он накрыл мою руку своей большой ладонью и крепко сжал пальцы.
Джейми снова повернулся к зятю, стараясь держать под контролем себя и свой голос.
— Я клянусь тебе, Айен, я делал все, чтобы не подвергать парня опасности: держал его в стороне от самых серьезных дел, не допускал, чтобы его видели на берегу, не выпускал с Фергюсом в море, как он ни просился. — Он взглянул на парнишку, и на лице появилось странное выражение, в котором смешались любовь и раздражение. — Я не приманивал его к себе, Айен, а, напротив, уговаривал вернуться домой.
— Но и не прогонял его! — Лицо Айена было уже не таким красным, но его обычно мягкие карие глаза оставались суженными от гнева. — И даже весточки домой не послал! Ради бога, Джейми, его мать за этот месяц ни одной ночи не спала спокойно!
Джейми крепко сжал губы.
— Ну… — Он ронял слова по одному. — Да… не послал. Я…
Он снова взглянул на племянника и передернул плечами, будто рубашка вдруг стала ему слишком тесна.
— Не послал, — повторил Джейми. — Я хотел сам отвезти его домой.
— Он достаточно взрослый, чтобы ходить самостоятельно, — заметил Айен. — Сюда небось сам добрался, верно?
— Верно. — Джейми быстро отвернулся, взял чашку и стал вертеть ее между ладонями. — Нет, я собирался отвезти его сам, чтобы попросить разрешения у тебя и Дженни на то, чтобы малый пожил у меня некоторое время.
Айен издал саркастический смешок.
— Вот оно что! Попросить разрешения на то, чтобы его повесили или отправили в тюрьму заодно с тобой?
Джейми вскинул глаза, полыхнувшие гневом.
— Ты прекрасно знаешь, что я постарался бы уберечь его от любой беды, потому что люблю этого малого, как родного сына!
— Прекрасно знаю! — отозвался Айен, глядя Джейми в глаза. — Но он не твой сын. Он мой сын.
Джейми долго молчал, выдерживая его взгляд, потом протянул руку и бережно поставил чашку на стол.
— Ага, — тихо произнес он. — Твой.
Айен постоял несколько мгновений, тяжело дыша, потом медленно провел рукой по лбу, убирая назад густые темные волосы.
— Вот и ладно.
Он пару раз глубоко вздохнул и повернулся к сыну.
— Пойдем. Я снял комнату у Холлидея.
Костлявые пальцы юноши еще крепче сжали мою руку. Он не двинулся с места.
— Нет, отец. — Голос его дрожал, и он крепко зажмурился, чтобы не заплакать. — Я не пойду с тобой.
Айен страшно побледнел, а на скулах проступили темно–красные пятна, словно кто–то ударил его по щекам.
— Значит, вот как?
Айен–младший кивнул.
— Я… я пойду с тобой утром, отец. Я вернусь с тобой домой. Но не сейчас.
Айен долго молча смотрел на сына. Плечи его поникли, напряженное тело обмякло.
— Понятно, — тихо произнес он. — Ну что ж. Ладно.
Не говоря больше ни слова, он повернулся и вышел, очень осторожно закрыв за собой дверь. Я слышала глухой стук деревянной ноги на каждой ступеньке, пока он спускался по лестнице. Недолгое шарканье по полу гостиной, голос Бруно, прощавшегося с ним, и звук закрывающейся входной двери. В комнате воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь потрескиванием огня в очаге за моей спиной.
Плечо парнишки дрожало под моей рукой: он беззвучно плакал.
Джейми медленно подошел и сел рядом с ним, его лицо было полно тревоги.
— Айен, мальчик мой… Бога ради, тебе не следовало этого делать.
— У меня не было другого выхода.
Парнишка втянул воздух, засопел, и я поняла, что он сдерживал дыхание. Его обожженное и искаженное мукой лицо повернулось к дяде.
— Я не хотел причинять боль отцу, — сказал он. — Я не хотел!
Джейми рассеянно погладил его колено.
— Я знаю, дружок. Но говорить ему такие вещи…
— Я не мог сказать ему то, что мне придется сказать тебе, дядя Джейми!
Джейми поднял глаза: его насторожил тон племянника.
— Сказать мне? О чем?
— Об этом человеке. Человеке с косичкой.
— И что о нем?
Юный Айен облизал губы, собираясь с духом.
— Кажется, я убил его, — прошептал он.
Пораженный Джейми посмотрел на меня, потом снова на племянника.
— Как?
— В общем… я немножко наврал, — начал Айен дрожащим голосом. У него на глазах выступили слезы, но он смахнул их и продолжил: — Когда я зашел в печатную мастерскую — у меня был ключ, который ты мне дал, — этот человек уже был там.
Моряк находился в самой задней каморке. Там хранились стопки только что напечатанных заказов, запасы свежих чернил, промокательной бумаги, которая использовалась для очистки печатного станка, и маленький кузнечный горн, где изношенные отливки литер переплавлялись в свежие.
— Он хватал памфлеты из стопки и совал за пазуху, — сказал Айен сглатывая. — Увидев такое, я, ясное дело, крикнул, чтобы он прекратил, и тогда этот тип наставил на меня пистолет.
И выстрелил, но, к счастью, промазал и лишь напугал Айена. Тогда незваный гость бросился на парнишку, чтобы ударить его рукояткой.
— У меня не было времени ни бежать, ни думать, — продолжал Айен, отпустив наконец мою руку и сжав собственное колено. — Я схватил первое, что подвернулось под руку, и запустил в него.
Этим предметом оказался медный черпак с длинной ручкой для разливки расплавленного свинца по литерным формам. Топливо основательно прогорело, но горн еще оставался раскаленным, и обжигающие брызги расплавленного свинца полетели в лицо моряка.
