— Впервые паутину хитростей сплетая, — произнесла я нараспев, — сколь путана она, себе не представляем.
Его голубые глаза блеснули, уголки рта слегка приподнялись.
— Это дело наживное, англичаночка, тут главное практика. Вот поживешь со мной некоторое время и сама убедишься, что выпускать из задницы шелковую нить да плести паутину — дело вовсе немудреное.
Я прыснула.
— Хотела бы я посмотреть, как ты это делаешь.
— Ты уже видела.
Он встал и вытянул шею, пытаясь заглянуть через стену в приходской сад.
— Чертовски надолго он там застрял, — заметил Джейми, усевшись снова. — И откуда у парнишки, которому нет еще и пятнадцати, столько грехов, чтобы так долго исповедоваться?
— После вчерашнего дня и ночи ему есть что рассказать. Полагаю, многое тут зависит и от того, какой интерес проявит отец Хейс к подробностям, — добавила я, вспомнив свой завтрак с проститутками.
— И он находится там все это время?
— Э–э… нет.
Кончики ушей Джейми стали заметно розовее в утреннем свете.
— Мне… э–э… пришлось пойти первым. Подать пример, понимаешь?
— Неудивительно, что на это ушло время, — дразня, сказала я. — И как давно ты не был на исповеди?
— Я сказал отцу Хейсу, что шесть месяцев.
— И это правда?
— Нет, но я подумал, что если он даст мне отпущение грехов за воровство, драки и богохульство, то почему бы заодно и не отпустить такой грешок, как мелкая ложь.
— Что, никакого блуда или нечистых мыслей?
— Конечно нет, — серьезно ответил он. — Любые плотские помыслы не греховны, если ты помышляешь о законной, венчанной жене. Они становятся нечистыми, только если ты думаешь о других леди.
— Понятия не имела, что, оказывается, целью моего возвращения было спасение твоей души. Но так приятно принести пользу.
Он рассмеялся, наклонился и поцеловал меня от всего сердца.
— Интересно, сойдет ли это за индульгенцию? — сказал он, оторвавшись, чтобы набрать воздуха. — А ведь должно бы. Это гораздо лучше помогает человеку спастись от адского пламени, чем перебирание четок. Кстати, — добавил он, порывшись в кармане и достав деревянные четки довольно жеваного вида, — напомни мне, что я должен найти время и принести сегодня покаяние. Я уже собирался начать, но тут как раз объявилась ты.
— И сколько раз ты хотел прочесть «Аве Мария»? — спросила я, теребя пальцами бусинки.
Как оказалось, первое впечатление — что они жеваные — меня не обмануло. На большинстве бусинок сохранились отчетливые следы маленьких зубов.
— В прошлом году я повстречал одного еврея, — сказал Джейми, оставив мой вопрос без внимания. — Натурфилософа, который объехал весь свет шесть раз. Он рассказал мне, что и по мусульманскому, и по иудейскому учению плотская близость жены и мужа почитается актом добродетели. Интересно, имеет ли это какое–то отношение к тому, что и иудеи, и мусульмане совершают обрезание? Я так и не спросил его об этом: побоялся, что он сочтет мой вопрос неделикатным.
— По–моему, наличие крайней плоти едва ли способно существенно повлиять на такого рода добродетель, — заверила я его.
— Ну и хорошо, — сказал он и поцеловал меня снова.
— А что приключилось с твоими четками? — спросила я, подняв упавшую в траву нитку бус — Похоже, что тут не обошлось без крыс.
— Это не крысы, — сказал он. — Дети.
— Какие дети?
— О, да мало ли какие. — Он пожал плечами и засунул четки обратно в карман. — Юному Джейми уже три года, а Мэгги и Кити по два. Маленький Майкл только что женился, но его жена уже на сносях.
На фоне светившего за спиной солнца его лицо казалось темным, поэтому, когда он улыбнулся, зубы сверкнули неправдоподобной белизной.
— Ты не забыла, что ты уже семикратно двоюродная тетушка?
— Семикратно двоюродная? — переспросила я, пошатнувшись.
— Ну да, а я такой же дядюшка, — добродушно пояснил он, — и не считаю это большим испытанием, разве что отнятые от груди детки, как только у них начинают резаться зубки, грызут все подряд, включая мои четки. Да, и еще приходится откликаться на «дядьку».
Порой двадцать лет казались не мгновением, а очень долгим временем.
— Стало быть, мне предстоит откликаться на «тетку»?
— О нет, — заверил он меня. — Они все будут звать тебя «двоюродная тетушка Клэр» и относиться к тебе с огромным уважением.
— Большое спасибо, — пробурчала я, освежив в памяти картины из жизни гериатрического отделения больницы.
Джейми рассмеялся и с легкостью на сердце, несомненно возникшей благодаря только что полученному отпущению грехов, обнял меня за талию и посадил на колени.
— Никогда раньше не видел двоюродной тетушки с такой прелестной задницей, — одобрительно сказал он, легонько покачивая меня на коленях и щекоча сзади мою шею своим дыханием.
Я слегка вскрикнула, когда он легонько куснул меня за ухо.
— Что случилось, тетушка? — послышался у меня за спиной полный участия голос Айена–младшего.
Джейми непроизвольно вздрогнул, чуть было не сбросив меня с колен, но потом крепче сжал мою талию.
— Все в порядке, — сказал он. — Просто твоя тетя увидела паука.
— Где? — спросил юный Айен, с интересом заглядывая за скамейку.
— Вон там.
Джейми встал, поставил меня на ноги и указал на ближнюю липу. И точно: между двумя изогнутыми ветками поблескивала от влаги паутина. Сама паучиха сидела посередине, круглая, как вишенка, с красочным желто–зеленым узором на спине.
— Я рассказывал твоей тетушке, — сказал Джейми, пока Айен восхищенно рассматривал паутину, — о моем знакомом еврее, прирожденном философе. Вроде бы он занимался изучением пауков и прибыл в Эдинбург, чтобы сделать доклад в Королевском обществе, несмотря на то что он иудей.
— Правда? И он много чего рассказал тебе о пауках? — с интересом спросил парнишка.
— Гораздо больше, чем я хотел знать, — ответил Джейми племяннику. — Мне, например, казалось, что говорить за ужином о пауках, которые откладывают яйца в гусеницах, чтобы паучата вылуплялись и пожирали бедное животное заживо, как–то неуместно. Впрочем, он сообщил одну вещь, которая показалась очень интересной.
Джейми прищурился, легонько подул на паутину, и паучиха резво убежала в укрытие.
— Он сказал, что пауки плетут два типа нитей, и если у вас есть линзы и вы можете заставить паука сидеть неподвижно, пока смотрите, то можно увидеть два места, откуда появляется шелк. Он называл их «прядильными органами». Суть в том, что одни нити клейкие и, если насекомое коснется такой паутины, ему конец. А другие нити сухие, вроде шелковых, но гораздо тоньше.
