Я тоже.
Я откинулась назад и ударила его по лицу, причем не ладонью, а изогнутыми пальцами, чтобы как следует расцарапать физиономию.
Джейми отпрянул, но тут же схватил меня за волосы и снова впился в мои губы, не обращая внимания на все мои лихорадочные пинки и удары.
Он закусил мою нижнюю губу, а когда я, задыхаясь, открыла рот, всунул язык, крадя и дыхание, и слова.
После чего бросил меня на кровать, где часом раньше мы лежали и смеялись, и придавил меня всей тяжестью своего тела.
Он был очень возбужден.
Я тоже.
«Моя, — сказал он, не произнеся ни слова. — Моя!»
Я отбивалась от него с безграничной яростью и не без навыков, но мое тело вторило в ответ: «Твоя. И будь ты проклят за это!»
Я не почувствовала, как он сорвал мое платье, но почувствовала жар его тела на моей обнаженной груди сквозь тонкое полотно его рубашки, длинный, твердый мускул его бедра, напрягшийся, прижавшись к моему. Чтобы спустить штаны, ему пришлось выпустить мою руку, и я полоснула его ногтями — розовые отметины протянулись от уха до груди.
В своем безумии мы были готовы убить друг друга, подпитываемые яростью проведенных в разлуке лет: моей — за то, что он отослал меня, его — за то, что я ушла; моей — за Лаогеру, его — за Фрэнка.
— Мерзавка! — задыхаясь, шипел он. — Развратница!
— Будь ты проклят!
Я запустила руку в его длинные волосы и дернула изо всех сил. Мы скатились на пол, сцепившись, выкрикивая или выдыхая бессвязные слова и ругательства. Я не слышала, как открылась дверь. Я ничего не слышала, хотя нас, должно быть, окликали, и не раз. Слепая и глухая, я не ощущала ничего, кроме Джейми, пока нас не окатили ледяной водой. Результат был как от удара электрическим током. Джейми замер. Вся краска сошла с его лица, бледная кожа обтянула кости.
Я лежала в ошеломлении. Капельки воды стекали с кончиков его волос на меня. Позади него я увидела Дженни. Ее лицо было таким же бледным, как у брата, в руках она держала пустую кастрюлю.
— Прекратите немедленно! — приказала она, гневно сверкая глазами. — Как ты мог, Джейми? Бесишься тут, громишь все, как дикий зверь, и плевать тебе, что тебя слышит весь дом!
Джейми неуклюже, словно медведь, сполз с меня. Дженни схватила одеяло с кровати и набросила его на меня.
Стоя на четвереньках, Джейми затряс головой, как собака, отчего во все стороны полетели брызги. Потом очень медленно поднялся на ноги и натянул порванные штаны.
— Тебе не стыдно? — воскликнула потрясенная Дженни.
Джейми стоял, глядя на нее так, будто никогда не видел такого существа, и пытался сообразить, кто она. Вода с мокрых волос капала на его обнаженную грудь.
— Да, — ответил он наконец довольно спокойно. — Стыдно.
Вид у него был ошалелый. Он закрыл глаза, содрогнулся всем телом, молча повернулся и вышел.
Глава 35
БЕГСТВО ИЗ ЭДЕМА
Дженни присела со мной на кровать, издавая всхлипывания, вызванные то ли сочувствием ко мне, то ли собственным потрясением. Я смутно различала маячившие в дверях фигуры, наверное слуг, но мне было не до них.
— Я найду тебе что–нибудь, чтобы одеться, — прошептала она, взбивая подушку и укладывая меня на нее. — И может быть, тебе стоит капельку выпить. Как ты?
— Где Джейми?
Дженни бросила на меня быстрый взгляд, в котором сочувствие мешалось с любопытством.
— Не бойся, я больше не пущу его к тебе, — решительно заявила она, но потом поджала губы и нахмурилась, подтыкая под меня одеяло. — Как он мог дойти до такого?
— Он не виноват, то есть сто раз виноват, но не в этом! — Я пробежала рукой по спутанным волосам, отражавшим мое смятение. — Я сама виновата не меньше, чем он. Это мы оба. Он… я…
Я уронила руку, не в силах что–либо объяснить. Наверное, со стороны я выглядела ужасно: поцарапанная, дрожащая, с опухшими, искусанными губами.
— Понятно, — только и сказала Дженни.
Она бросила на меня долгий оценивающий взгляд, и мне показалось, что ей и вправду все понятно. Говорить о недавних событиях не хотелось, и она почувствовала это, потому что некоторое время молчала, потом тихо отдала распоряжение кому–то в коридоре и походила по комнате, наводя порядок. Я заметила, как она замерла, увидев дырки в стенке шкафа, затем наклонилась и подняла большие осколки разбитого кувшина.
Когда она сложила их в тазик, внизу хлопнула дверь парадного входа. Дженни подошла к окну и отодвинула занавеску.
— Это Джейми, — сказала она, взглянув на меня и опустив занавеску. — На холм двинул. Когда у него проблемы, он каждый раз туда тащится. Или туда, или напивается с Айеном. Лучше уж на холм.
Я хмыкнула.
— Да, думаю, что у него на самом деле проблемы.
В коридоре прозвучали легкие шаги, и появилась Джанет, осторожно несшая поднос с печеньем, виски и водой. Вид у нее был напуганный.
— Ты… ты в порядке, тетя? — осторожно спросила она, поставив поднос.
— В порядке, — заверила я ее, сев прямо и взявшись за графин с виски.
Дженни окинула меня быстрым взглядом, погладила дочку по руке и повернулась к двери.
— Побудь с тетей, — велела она. — Я пойду поищу платье.
Джанет послушно кивнула и села на табурет возле кровати, наблюдая за мной.
Слегка перекусив, я почувствовала себя гораздо сильнее физически. Внутренне я совершенно онемела, последние события казались похожими на сон, только вот этот проклятый «сон» четко запечатлелся в сознании. Я могла припомнить все до мельчайших деталей: голубые воланы на платье дочери Лаогеры, крохотные лопнувшие сосудики на щеках самой Лаогеры, неровно обрезанный ноготь на безымянном пальце Джейми.
— Ты знаешь, где Лаогера? — спросила я Джанет.
Девочка смотрела вниз, разглядывая свои руки. Услышав мой вопрос, она подняла голову и заморгала.
— Конечно, тетя, — с готовностью ответила она. — Лаогера, Марсали и Джоан отправились обратно в Балригган, туда, где они живут. Дядя Джейми велел им уехать.
— Велел, значит, — без выражения произнесла я.
Джанет закусила губу, теребя руками фартук. Неожиданно она подняла на меня глаза.
— Тетя, я так сожалею!
Ее теплые, карие, как у отца, глаза быстро наполнялись слезами.
— Все в порядке, — сказала я, не имея ни малейшего представления о том, что она имела в виду, но стараясь ее успокоить.
— Но это же я! — выпалила она с совершенно несчастным видом, но твердой решимостью признаться. — Это я… я сказала Лаогере, что вы здесь. Потому она и явилась.
— О!