— Тихо, — сказала я ему, хотя он и так молчал. — Успокойся. Джейми, неужели ты когда–нибудь делал что–то исключительно для себя, не заботясь о ком–то еще?
Он осторожно провел рукой по моей спине, исследуя шов на корсаже. Его дыхание таило намек на улыбку.
— О, много, много раз, — прошептал он. — Когда я увидел тебя. Когда я взял тебя, не думая, хочешь ты меня или нет, есть ли тебе куда пойти, есть ли у тебя еще кто–то, чтобы любить.
— Дурачок, — прошептала я ему на ухо, баюкая его в своих объятиях. — Ты такой болван, Джейми Фрэзер. А как насчет Брианны? Это ведь не было неправильно?
— Да. — Пульс у него на шее забился сильнее. — Но теперь я забрал тебя у нее. Я люблю тебя и люблю Айена, как собственного сына. И мне приходит в голову, что, может быть, это непозволительно — иметь вас обоих.
— Джейми Фрэзер, — четко произнесла я, постаравшись вложить в голос как можно больше убежденности, — ты ужасный дурак.
Я загладила его волосы назад, убрав со лба и захватив в горсть густой хвост на загривке, и легонько потянула назад, чтобы заставить его смотреть на меня. В сумраке мое лицо, наверное, казалось ему таким же странным: бледные щеки и темные, как кровь, губы и глаза.
— Ты не вынуждал меня прийти к тебе, не отнимал меня у Брианны. Я пришла, потому что я хотела, потому что нуждалась в тебе так же, как и ты во мне. И то, что я здесь, не имеет никакого отношения к тому, что произошло. Мы женаты, пойми ты это! По любым законам, какие ни назови, — перед Богом, Нептуном или кем угодно!
— Нептуном? — переспросил он с весьма озадаченным видом.
— Успокойся. Сказано же тебе, же–на–ты, а в желании обладать своей женой и жить с ней никто не может усмотреть ничего дурного. Равно как и в любви к родному племяннику. С чего ты вообще взял, будто желать быть счастливым — грех? Кроме того, — добавила я чуть отстранившись и окидывая его долгим взглядом, — что ты, черт возьми, мог поделать с тем фактом, что я взяла и вернулась?
Его грудь задрожала, но уже не от холода, а от сдерживаемого смеха.
— Ничего, кроме как взять тебя, пусть даже вместе с проклятием, — ответил Джейми, нежно целуя меня в лоб. — Любовь к тебе провела меня через ад, и не один раз, англичаночка, и я готов рискнуть снова.
— Ба, — усмехнулась я. — Ты никак воображаешь, будто любить тебя — это нежиться на постели из розовых лепестков?
Теперь он рассмеялся вслух.
— Нет, но, может быть, ты не против продолжать любить меня?
— Может быть, несмотря ни на что.
— Ты очень упрямая женщина, — заметил Джейми с улыбкой.
— Рыбак рыбака видит издалека, — отозвалась я, после чего мы довольно надолго замолчали.
Было очень рано, часа четыре утра. Время от времени облака расступались и выглядывал низко висевший месяц. Ветер менялся, туман в поворотный час между темнотой и рассветом начинал редеть. Откуда–то снизу донесся одинокий голос тюленя.
— Как думаешь, ты в силах отправиться в путь прямо сейчас, не дожидаясь рассвета? — неожиданно спросил Джейми. — Стоит убраться с мыса. По ровной дороге лошади могут ехать и в темноте.
Все мое тело болело от усталости, желудок сводило от голода, но, услышав эти слова, я встала, убрала волосы с лица и решительно сказала:
— Едем.
