Будет ли это пешка или конь? Фрэзер задумчиво склонился над доской, маленькие рыжеватые искорки подмигивали в его волосах, когда он покачивал головой, выбирая фигуру.
Конь или пешка? Победа или поражение?
Фрэзер поднял руку, и сердце майора замерло. Рука зависла над доской, помедлила — и взялась за фигуру.
За коня.
Грею не хватило самообладания, чтобы сдержать вздох облегчения. Фрэзер резко вскинул глаза, но было уже поздно. Стараясь не слишком выдавать свое ликование, майор сделал рокировку.
Фрэзер нахмурился, глядя на доску, его глаза перебегали с одной шахматной фигуры на другую, оценивая варианты.
Потом до него дошло. Он слегка дернулся, поднял голову и уставился на противника широко раскрытыми глазами.
— Э, да вы, я вижу, коварный махинатор, — уважительно произнес он. — И где вы научились таким чертовским хитростям?
— Меня научил этому старший брат, — ответил Грей, утратив присущую ему осторожность в приливе восторга от своего успеха: обычно он выигрывал у Фрэзера три раза из десяти, поэтому победа была особенно сладка.
Фрэзер хмыкнул и, вытянув длинный указательный палец, аккуратно опрокинул своего коня.
— Ну, от такого человека, как лорд Мелтон, вполне можно ожидать чего–то подобного, — небрежно сказал он.
Грей застыл. Фрэзер заметил это и вопросительно выгнул бровь.
— Ведь вы имели в виду лорда Мелтона? — спросил он. — Или, может быть, у вас есть еще один брат?
— Нет, — ответил Грей. Его губы слегка онемели, возможно из–за крепкой сигары. — Нет, у меня только один брат.
У него снова сжалось сердце, но отнюдь не от восторга. Неужели чертов шотландец все это время знал, с кем имеет дело?
— Наша встреча была в силу обстоятельств довольно краткой, — сухо сказал шотландец. — Но незабываемой. — Он поднял свой бокал и сделал глоток, глядя на Грея. — Может быть, вы не знали, что я встретил лорда Мелтона на Куллоденском поле?
— Знал. Я сам сражался при Куллодене.
Все удовольствие Грея от победы испарилось. Он почувствовал, что его слегка мутит от дыма.
— Правда, я не думал, что вы вспомните Хэла или что вам известно о нашем родстве.
— Поскольку именно этой встрече я обязан жизнью, я вряд ли ее забуду, — сказал Фрэзер.
Грей поднял глаза.
— Если меня правильно информировали, при той встрече вы к нему особой благодарности не испытывали.
Губы Фрэзера сжались, но тут же расслабились.
— Верно, — тихо ответил он и невесело улыбнулся. — Дело в том, что ваш брат упорно не желал меня расстреливать. Вбил себе в голову, что обязан оставить меня в живых, а я в то время не был склонен благодарить кого–либо за подобную услугу.
— Вы хотели, чтобы вас расстреляли?
Грей поднял брови.
Взгляд у шотландца был отсутствующий — он смотрел на шахматную доску, но явно видел нечто иное.
— Наверное, у меня была на то причина, — сказал он тихо. — В то время.
— Какая причина? — спросил Грей и, поймав на себе пристальный взгляд, поспешно пояснил: — Не сочтите этот вопрос за дерзость, просто мне и самому в то время приходилось испытывать схожие чувства. И потом, из того, что вы говорили о Стюартах, у меня не сложилось впечатления, будто поражение их претендента могло ввергнуть вас в безграничное отчаяние.
Фрэзер слабо улыбнулся и кивнул в знак согласия.
— Среди нас было немало сражавшихся из любви к Карлу Стюарту или из чувства верности к нему как к единственно законному королю. Но вы правы, я не принадлежал ни к тем ни к другим.
Больше он ничего пояснять не стал, и Грей со вздохом уставился на шахматную доску.
— Я сказал, что в то время испытывал те же чувства, что и вы. Я потерял одного друга при Куллодене, — сказал он, сам удивляясь, с чего это ему приспичило завести разговор о Гекторе именно с этим человеком, шотландским воином, прорубавшим себе путь через поле смерти. Возможно тем самым, чей меч…
И вместе с тем он не мог молчать, ведь ему не с кем было поговорить о Гекторе. Самым сокровенным он мог поделиться только с этим узником, который никому не перескажет его слов.
— Он… Хэл, мой брат… заставил меня пойти и посмотреть на тело, — вырвалось у Грея.
Он посмотрел вниз, на свою руку, на которой, выделяясь на фоне кожи, светился темно–голубой сапфир Гектора, похожий на тот, что нехотя отдал ему Фрэзер, только поменьше.
— Он сказал, что я обязательно должен на него посмотреть, что, пока я не увижу его мертвым, я никогда по–настоящему не поверю в это. Если я не пойму, что Гектор, мой друг, действительно ушел, я буду страдать вечно. Когда я увижу его и пойму это, я, конечно, предамся скорби, но она минует — и все забудется.
Он с вымученной улыбкой посмотрел на Фрэзера.
По большому счету, Хэл, конечно, был прав. Но не совсем. Может быть, со временем он и оправился от потери, но забыть все равно не мог. Разве можно забыть Гектора, каким он увидел его в последний раз, неподвижно лежащим в свете раннего утра с восковым лицом — длинные темные ресницы покоились на его щеках так же, как когда он спал? Или зиявшую рану, которая наполовину отделяла его голову от тела, выставляя напоказ дыхательное горло и большие кровеносные сосуды шеи?
Они сидели молча. Фрэзер ничего не сказал, только поднял свой бокал и осушил его залпом. Не спрашивая, Грей наполнил оба бокала в третий раз и удобно устроился в кресле, с любопытством глядя на гостя.
— Вы находите свою жизнь очень обременительной, мистер Фрэзер?
Шотландец поднял глаза, встретил его взгляд, долго молчал, но, видимо, не обнаружив никакого подвоха, а только чистое любопытство, позволил себе расслабиться. Он откинулся назад, медленно раскрыл правую ладонь и стал сжимать и разжимать кулак, разминая мышцы. От Грея не укрылось, что рука была когда–то повреждена — были заметны шрамы, а два пальца не разгибались.
— Пожалуй, что не особенно, — медленно ответил Фрэзер, не отводя бесстрастного взгляда. — По моему разумению, самая большая тягость в жизни заключается в беспокойстве за тех, кому мы не можем помочь.
— А разве не в отсутствии тех, кому мы хотим отдать свою любовь?
Узник ответил не сразу. Может быть, он оценивал положение шахматных фигур на доске?
— Это пустота, — наконец произнес он. — Но не бремя.
Час был поздний, кругом царила тишина.
— Ваша жена… вы говорили, она была целительницей?
— Была. Она… ее звали Клэр.
Фрэзер поднял бокал и отпил, как будто пытаясь убрать что–то, застрявшее в горле.
— Наверное, вы очень любили ее, — тихо сказал Грей.
Он заметил, что у Фрэзера появилось то же желание, что несколькими минутами ранее у него самого, — произнести имя, хранившееся в тайне, вернуть хоть на миг призрак любви.
