— Я могу вам помочь?
Продавщица вперилась в меня взглядом, как услужливый пекинес: ее голубые глаза были едва видны из–под падавшей чуть ли не на нос челки.
— Есть у вас еще платья такого старомодного типа?
Я указала на вешалку передо мной, плотно увешанную образцами одежды в стиле ретро: платьями с кружевными корсажами и длинными полосатыми и клетчатыми юбками из льна, хлопка или вельвета.
Губы продавщицы были намазаны так густо, что, когда она улыбнулась, я испугалась, не начнет ли помада отваливаться кусками, но этого, к счастью, не произошло.
— О да, — зачастила она. — Сегодня мы как раз получили новую партию от Джессики Гуттенберг. Правда, они восхитительны, эти наряды под старину?
Она с восхищением провела пальцем по рукаву коричневого бархата, развернулась в легких балетках и указала в центр магазина.
— Вон там, видите? Там, где объявление.
Рекламное объявление над длинной вешалкой гласило: «ОБРЕТИТЕ ШАРМ ВОСЕМНАДЦАТОГО СТОЛЕТИЯ». А чуть ниже, под большими белыми буквами рекламного призыва, красовалась изысканная подпись «Джессика Гуттенберг».
Размышляя о том, насколько невероятно, чтобы кого–то звали Джессика Гуттенберг, я принялась перебирать висящие на плечиках наряды, поражаясь ошеломляющему количеству удивительных платьев из великолепного бархата с атласными вставками и большим количеством кружев.
— На вешалке впечатление не то, нужно примерить. Они прекрасно смотрятся на фигуре.
Пекинес вернулся: носик продавщицы подрагивал в надежде на продажу.
— Может быть, — сказала я, — но такие наряды не очень практичны. Может запачкаться, как только выйдешь из магазина.
Я не без сожаления вернула на место белое платье и направилась к следующему ряду своего размера.
— О, мне как раз нравятся красные!
Девушка в восторге остановилась у платья из блестящей темно–красной материи.
— Мне тоже, — пробормотала я, — но не хочется выглядеть слишком вызывающе. Не годится, чтобы тебя принимали за проститутку, верно?
Пекинес взглянула на меня из–под своей челки с недоумением но потом решила, что я шучу, и одобрительно захихикала.
— Ну уж что вам подойдет, так вот это, — решительно заявила она, указывая на очередной образец. — Просто идеально. И цвет ваш, точно говорю.
И впрямь, платье было почти идеальным. Длиной до пола, с рукавами три четверти, с кружевной оторочкой. Глубокого рыжевато–золотистого цвета с проблесками коричневого, янтарного и шерри на тяжелом шелке.
Я осторожно сняла и подняла его, чтобы рассмотреть. Немного вычурно, но, может быть, сойдет? Фасон казался достаточно приличным, работа тоже — никаких торчащих ниток или кривых швов. Машинного изготовления кружева на лифе слегка топорщились, но это легко исправить.
— Хотите его примерить? Примерочные вон там.
Пекинес подпрыгивала возле моего локтя, явно воодушевленная проявленным мной интересом. Бросив быстрый взгляд на ценник, я поняла почему: должно быть, девица работала за процент с продаж. При виде суммы, которой хватило бы на месячную оплату съемной квартиры в Лондоне, я глубоко вздохнула, но потом пожала плечами. В конце концов, для чего мне нужны деньги?
И все же оставались сомнения.
— Ну не знаю… — нерешительно произнесла я. — Оно прелестное, это правда. Но…
— О, если вы находите его слишком молодежным, то напрасно, — искренне заверила меня пекинес. — Вам не дашь больше двадцати пяти… ну от силы тридцати, — заключила она, бросив быстрый взгляд на мое лицо.
— Спасибо, — сухо отозвалась я. — Меня не это беспокоит. Скажите, а у вас нет моделей без молний?
— Без молний? — На ее маленьком круглом личике отразилось полное недоумение. — Э–э… нет. Пожалуй, что нет.
— Что ж, нет так нет, — сказала я, взяв платье под мышку и повернувшись в сторону примерочной. — Если я пройду через это, то молнии будут далеко не самой главной проблемой.
Глава 22
КАНУН ДНЯ ВСЕХ СВЯТЫХ
— Две золотые гинеи, шесть соверенов, двадцать три шиллинга, восемнадцать девятипенсовых флоринов, десять полупенсовиков и… двенадцать фартингов.
Роджер уронил последнюю монетку на звякающую кучку, полез в карман рубашки и принялся шарить там с сосредоточенным выражением на худощавом лице.
— А, вот.
Он вынул маленький пластиковый мешочек и бережно высыпал горсть крохотных медных монеток в кучку рядом с остальными деньгами.
— Мелочь, — пояснил он. — Самая мелкая шотландская монета того времени. Я постарался раздобыть как можно больше, потому что именно их вам в основном предстоит тратить. Разменивать золото придется только в том случае, если понадобится купить лошадь или что–то в этом роде.
— Знаю.
Я взяла пару соверенов и взвесила их на ладони. Тяжелые золотые монеты, почти дюйм в диаметре. Чтобы собрать это маленькое состояние, поблескивавшее сейчас передо мной в свете лампы, Роджер и Бри потратили четыре дня, обходя лавки и конторы лондонских нумизматов.
— Знаете, что забавно: теперь эти монеты гораздо дороже своей номинальной стоимости, — заметила я, взяв золотую гинею, — но в плане их покупательной способности тогда они стоили примерно столько же, сколько сейчас. Это доход мелкого фермера за полгода.
— Я и забыл, — сказал Роджер, — что вы прекрасно знаете, что там почем.
— Это легко забыть, — пробормотала я, продолжая смотреть на деньги.
Краем глаза я увидела, как Бри вдруг придвинулась ближе к Роджеру, и он тут же протянул ей руку.
Я глубоко вздохнула и оторвала взгляд от крохотных кучек золота и серебра.
— Что ж, это дело сделано. Может быть, сходим куда–нибудь и поужинаем?
Ужин в одном из пабов на Ривер–стрит прошел по большей части в молчании. Клэр и Брианна сидели бок о бок на банкетке, Роджер напротив. За едой они почти не смотрели друг на друга, но от Роджера не укрылись легкие, едва заметные прикосновения — то плечом, то бедром, то пальцами.
Как бы он справился, подумал он про себя, будь это его выбор? Его или кого–то из его родителей? Разумеется, разлука затрагивает все семьи, но, как правило, навсегда детей и родителей разлучает смерть. Она неизбежна. В данном же случае все очень усложняет возможность выбора.
«Это при том, что разлука вообще дело непростое», — подумал Роджер, подцепив на вилку изрядный кусок горячей картофельной запеканки с мясом.
Когда они встали из–за стола, он взял Клэр за руку.
— Могу я попросить вас кое–что сделать для меня?
— Пожалуй, — улыбнулась она. — А что?
Он кивнул на дверь.
