Книга Путешественница. Книга 2. В плену стихий, страница 40. Автор книги Диана Гэблдон

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Путешественница. Книга 2. В плену стихий»

Cтраница 40

На этом ценные сведения исчерпывались: записи следующего дня касались навигации и фиксировали смерть шести человек, к имени каждого были приписаны буквы «СС». Что они означают, я не знала, но сейчас мне было не до этого.

За дверью раздались шаги, и я едва успела отодвинуть засов, когда постучался мистер Оверхолт. Его извинения я почти не воспринимала, ибо мое сознание было поглощено только что сделанным открытием.

Кто он, это чертов Томпкинс, чтоб ему провалиться? Я была уверена, что видеть его не видела и слышать о нем не слышала, а вот ему было известно о деятельности Джейми слишком много. Опасно много. Это порождало два вопроса: где английский моряк мог раздобыть такие сведения и кто еще ими располагает.

— …урезать на будущее порцию грога, чтобы иметь возможность выделить вам дополнительный бочонок рома, — с сомнением в голосе произнес мистер Оверхолт. — Матросам это сильно не понравится, хотя, может быть, мы это и устроим: в конце концов, до Ямайки всего неделя пути.

— Нравится им это или нет, но я нуждаюсь в спирте больше, чем они в гроге, — безапелляционно заявила я. — Если они станут слишком сильно выражать недовольство, скажите им, что, если у меня не будет спиртного, возможно, никто из них не доплывет до Ямайки.

Мистер Оверхолт вздохнул и вытер мелкие капельки пота со своего лоснящегося лба.

— Я скажу им, мэм, — пообещал он, не зная, что возразить против подобного аргумента.

— Вот и прекрасно. Минуточку, мистер Оверхолт!

Он обернулся.

— Могу я узнать, что означают литеры «эс-эс»? Я видела, как капитан делал такие пометки в судовом журнале.

В глубоко посаженных глазах эконома промелькнула искорка юмора.

— Это сокращение, мэм, означает «списан в связи со смертью». Для большинства из нас это единственный способ гарантированно расстаться с королевским военным флотом.

Пока я надзирала за обмыванием тел и раздачей подслащенной воды и кипяченого молока, мысли мои вертелись вокруг проблемы неведомого Томпкинса.

Я ничего не знала о нем, за исключением его голоса. Он мог оказаться любым из множества тех, чьи силуэты я мельком замечала на реях, когда выходила на палубу глотнуть свежего воздуха, или тех, кто метался по трапам между палубами и трюмами в тщетной попытке справиться в одиночку с работой, рассчитанной на троих.

Конечно, подцепи он заразу, ему бы меня не миновать: я знала имена всех пациентов в лазарете. Но ждать, когда это случится (если вообще случится), я не могла, а потому пришла к выводу, что придется пойти путем расспросов. Хуже не будет, скорее всего, он знает, кто я такая. Ну узнает еще и то, что я о нем спрашивала, — велика ли беда? Проще всего было подступиться к Элиасу. Правда, я повременила с расспросами до конца дня в расчете на то, что усталость притупит его природное любопытство.

— Томпкинс? — Круглое юное лицо сморщилось в попытке вспомнить, затем прояснилось. — Ах да, мэм. Матрос из команды полубака.

— А вы знаете, где его приняли на борт?

Разумеется, мой внезапно возникший интерес к тому, откуда взялся на корабле незнакомый мне матрос, трудно было назвать естественным, но, к счастью, Элиас был слишком усталым, чтобы это заметить.

— О, — неуверенно сказал он, — наверное, в Спитхеде. Или… Ах да, вспомнил! Это было в Эдинбурге. — Элиас потер костяшками пальцев под носом, сдерживая зевоту. — Точно, в Эдинбурге. Всего и не припомню, скажу только, что, когда его прибрали вербовщики, он поднял страшный шум, утверждая, что его нельзя трогать, потому что он работает на сэра Персиваля Тернера, то есть на таможню и акцизное ведомство.

Тут он не удержался и все-таки широко зевнул, после чего, моргая, продолжил:

— Только вот никаких письменных свидетельств, заверенных сэром Персивалем, он не представил, так что и говорить было не о чем.

— Значит, он был агентом таможни?

Интересно… Это объясняло кое-какие странности.

— Хм… Да, мэм, что-то в этом роде.

Элиас мужественно пытался изображать бодрость, но его глаза были сфокусированы на покачивающемся фонаре в дальнем конце лазарета и он сам покачивался в такт светильнику.

— Отправляйтесь в постель, Элиас, — сказала я, пожалев бедолагу. — Я здесь сама закончу.

Молодой человек затряс головой, стараясь отогнать сонливость.

— О нет, мэм, я совсем не хочу спать, ничуточки! — Он неуклюже потянулся к бутылке и чашке в моих руках. — Дайте это мне, а сами идите отдыхать.

Он едва держался на ногах, но упрямо настаивал на том, чтобы помогать мне при последнем обносе водой, и только после этого шатаясь побрел к своей койке.

Когда мы закончили, я была измотана почти так же, как Элиас, но сон не шел. Я лежала в каюте покойного корабельного хирурга, глядя на теряющийся в тенях брус над моей головой, прислушиваясь к скрипу и потрескиванию корабельного корпуса, и размышляла.

Итак, Томпкинс работал на сэра Персиваля. А сэр Персиваль несомненно знал, что Джейми контрабандист. Но только ли это? Томпкинс знал Джейми в лицо. Откуда? Опять же, сэр Персиваль был склонен закрывать глаза на делишки Джейми, получая за это взятки, но сомнительно, чтобы с этих взяток хоть что-то перепадало Томпкинсу. Однако в таком случае… Впрочем, все это никак не объясняет засаду в бухте Арброут. Должно быть, в шайку контрабандистов затесался предатель. Но если так…

Мои мысли теряли связность, бегая по кругу и исчезая, словно кольца волчка. Белое, напудренное лицо сэра Персиваля сменялось ужасным, налитым кровью лицом таможенного агента, повешенного на дороге, красные и золотые отблески взорвавшегося фонаря высвечивали самые дальние закоулки моего сознания. Я перекатилась на живот, прижимая к груди подушку. Последняя моя мысль была о том, что мне необходимо найти Томпкинса.

Но вышло так, что это Томпкинс нашел меня. На притяжении двух дней ситуация была столь напряженной, что я практически не покидала лазарет и лишь на третий позволила себе уйти в каюту судового хирурга, чтобы умыться и чуть-чуть отдохнуть, пока полуденный барабан не подаст сигнал к обеду.

Я лежала на койке, накрыв усталые глаза полотенцем, когда за дверью послышался топот, раздались голоса и кто-то, постучавшись, произнес:

— Просим прощения, мэм, но у нас тут несчастный случай…

Я открыла дверь и увидела двух моряков, поддерживавших третьего. Он стоял на одной ноге, подогнув другую, с искаженным от боли лицом.

Мне хватило одного взгляда, чтобы понять, кто передо мной. Лицо моряка было испещрено шрамами от страшных ожогов, одно веко открывало мутный, молочного цвета хрусталик невидящего глаза.

Ну а еще одним подтверждением того, что передо мной тот самый моряк, которого Айен-младший считал погибшим от его руки, явились гладкие светло-каштановые волосы, зачесанные с лысеющего лба назад и собранные в косичку, которая падала на плечо, открывая большие, оттопыренные прозрачные уши.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация