— Что это такое? — спросила я, глядя на бледные раздувшиеся зерна, плававшие на поверхности водянистой жидкости. Выглядело это так, словно в чашку сыпанули сушеных личинок мух.
— Ячменная каша, — ответил Ян, глядя на чашку с такой гордостью, как будто это была никакая не чашка, а его первенец. — Я ее сам сварил, из того зерна, что бы привезла от Мюллеров.
— Спасибо, — поблагодарила я и осторожно отпила глоточек. Ну, не думаю все-таки, чтобы он смешивал все это в сапоге, хотя от чашки и пахло пылью. — Отлично, — похвалила я. — Как мило с твоей стороны, Ян.
Племянник порозовел от удовольствия.
— Ну, не стоит благодарности, — сказал он. — Там ее полно. А может, поискать для тебя еще и кусочек сыра, тетя? Я всю зелень срежу как следует…
— Нет, нет… мне и каши хватит, — поспешно сказала я. — А… а почему бы тебе не взять ружье, Ян, и не попытаться подстрелить белку или кролика? Я уверена, к вечеру я буду в порядке и смогу приготовить ужин.
Ян просиял, и улыбка совершенно преобразила его длинное, худое лицо.
— Как хорошо, тетя, я рад, — воскликнул он. — Если бы ты видела, чем мы тут с дядей Джейми кормились, пока тебя не было!
Ян ушел, оставив меня с чашкой «каши» в руках и наедине с раздумьями на тему: и что же мне делать с этим продуктом? Мне не хотелось глотать эту жидкость, но я чувствовала себя так, будто мое тело было изготовлено из куска мягкого, подтаявшего масла… и я просто представить не могла, что вот сейчас выберусь из кровати; это потребовало бы слишком больших затрат энергии.
Джейми, быстро и тщательно проведя еще несколько процедур ради моего окончательного оттаивания, уложил меня в постель, не слушая дальнейших возражений. Я подумала, что ему бы не следовало отправляться на охоту вместе с Яном. От него точно так же несло камфарой, как и от меня; любой зверь учуял бы его за милю, а то и больше.
Тщательно укрыв меня стеганым одеялом, он оставил меня, уже засыпающую, а сам пошел искать Дункана, чтобы наконец поздороваться с ним как следует и продемонстрировать шотландское гостеприимство нашего дома. А сейчас я смутно слышала их голоса, доносившиеся снаружи; мужчины сидели на скамье у двери, наслаждаясь остатками дневного тепла, — длинные бледные лучи солнца сочились через окно, заставляя мягко поблескивать оловянную посуду и деревянные поверхности в комнате.
Солнце коснулось и моей находки, черепа. Он лежал на моем письменном столе в другом конце комнаты, создавая очень уютную и симпатичную композицию вместе с глиняным кувшином, полным цветов, и моей тетрадью для записей.
Именно вид тетради и вывел меня из апатии. Роды, которые я принимала на ферме Мюллера, уже и теперь помнились мне весьма смутно; я подумала, что лучше бы мне записать все детали прямо сейчас, пока я вообще могу их вспомнить.
И вот, движимая профессиональным долгом, я потянулась, застонала и села в кровати. У меня все еще слегка кружилась голова, а в ушах звенело вследствие неумеренного приема бренди. Тело также побаливало в разных местах… собственно, практически во всех местах, где-то посильнее, где-то поменьше, — но в общем и целом я была вполне в рабочем состоянии. Хотя и жутко хотела есть.
Я надеялась, что племянник вернется с каким-нибудь мясом для ужина; я слишком хорошо знала, что сейчас не следует набивать желудок сыром и соленой рыбой, но вот симпатичный, наваристый супчик из белки, приправленный зеленым луком и сушеными грибами, мог бы стать воистину целебным средством.
Да, стоило только подумать о наваристом супе… Я неохотно выбралась из-под одеяла и проковыляла через комнату к очагу, чтобы вылить обратно в котелок ячменное варево. Ян наварил этой штуки столько, что хватило бы на полк солдат, — если, конечно, этот полк состоял бы из шотландцев. Живя в бесплодной стране, где трудно найти вообще что-то съедобное, шотландцы всегда были способны слопать что угодно, они наслаждались клейким варевом из любого зерна, лишенным малейших признаков вкуса или запаха. Но я принадлежала к куда более изнеженному народу и не в состоянии была следовать их примеру.
Открытый мешок с ячменем стоял возле очага, и его джутовая ткань все еще была очень влажной. Мне бы следовало высыпать из него зерно, для просушки, иначе оно могло заплесневеть. Мое ушибленное колено выразило легкий протест, но я все же достала большую плоскую корзину-поднос, сплетенную из тростника, и опустилась на коленки, чтобы тонким слоем рассыпать по ней ячмень.
— Так значит, у него мягкий рот, Дункан? — отчетливо донесся до меня через окно голос Джейми; закрывавшие окно шкуры были подняты, чтобы проветрить комнату, и я уловила слабый запах дымка, исходящего из трубка Дункана. — Он большой и сильный, но глаза у него добрые.
— О, да, это отличный парнишка, — сказал Дункан, и в его голосе отчетливо прозвучала нотка гордости. — И рот у него хороший, мягкий. Мисс Джо отправила своего старшего конюха на рынок в Велмингтон и сказала ему, что он должен найти такую лошадку, с которой можно управиться одной рукой.
— Ммм… Ну, ладно, он и вправду хорош. — Деревянная скамья скрипнула, когда кто-то из мужчин передвинулся. Я уловила в голосе Джейми некое сомнение, но не знала, услышал ли его и Дункан.
Но отчасти это была просто снисходительность; ведь Джейми вырос на спине лошади, он был прирожденным конником, он вообще полагал, что руки для управления лошадью ни к чему. Я собственными глазами видела, как он направлял коня одними только коленями и бедрами, или пускал его в галоп по скошенным полям, замотав поводья на конской шее, потому что руки ему были нужны для меча и пистолета.
Но Дункан не был ни прирожденным лошадником, ни солдатом; он жил поблизости от Ардоссана, мирно ловя рыбу, пока восстание Стюарта не сорвало его с места, как и многих, многих других, и не привело к полю Калодена и к поражению.
Джейми, конечно, не мог проявить бестактность, указывая Дункану на его неопытность, тем более что Иннес и сам прекрасно ее осознавал; но тем не менее Джейми мог намекнуть на что-то еще. Понял ли это Дункан?
— Но, конечно, она в первую очередь хотела помочь тебе, Mac Dubh, и ты это отлично знаешь, — очень сухо произнес Дункан; все в порядке, он понял намек Джейми.
— Иначе я и не стал бы об этом говорить, Дункан, — голос Джейми прозвучал неестественно ровно.
— Ммм…
Я улыбнулась, несмотря на то, что между мужчинами явно возникло некоторое напряжение. Дункан, точно так же, как и Джейми, был шотландцем до мозга костей, и точно так же владел искусством намеков и недомолвок.
И его мычание, изданное неким особым тоном, выражало очень многое. Дункан был оскорблен намеком Джейми на то, что ему, Иннесу, не следовало бы принимать в дар от Джокасты эту лошадку, — и одновременно Дункан давал понять, что он с охотой принял такое же недосказанное извинение за оскорбление.
— Ну так как, ты уже думал об этом? — Скамья взвизгнула, когда Дункан внезапно переменил тему разговора; надо полагать, он и сам при этом переместился. — Это будет Синклер или Джордж Чихолм?
