Я ощущала как движется при дыхании кишечник, темное, влажное тепло тела охватило мои обнаженные, без перчаток пальцы — с той странной неосознанной интимностью, какая знакома только хирургам. Я закрыла глаза и отогнала от себя все лишнее: и чувство тревоги и торопливости, и ощущение глазеющей толпы.
Я несколько раз медленно вдохнула, настраиваясь на ритм отчетливо слышимого храпа. Над волнами запаха бренди и слабыми ароматами еды, доносящимися из столовой, властвовал сейчас запах тела Майерса: запах конского пота, запах грязной кожи и мочи, и медный запах крови. Другим эта смесь могла бы показаться отвратительной, но не мне, не сейчас.
Это тело жило. Ни плохо, ни хорошо, — просто жило. Я ощущала это; и оно было моим.
Оно все целиком принадлежало мне; бесчувственное тело в моих руках, открывшее мне все свои тайны. Мужчины, державшие его, не сводили с меня глаз. Такое чувство далеко не всегда возникает во время операций, но если уж оно возникло — забыть его невозможно; как будто ум вселяется разом в два тела, превращая их в единый организм. Я сейчас властвовала над чужим телом, я стала его частью, я забыла о себе.
Время остановилось. Я остро ощущала каждую долю мгновения, каждый вздох, упругое сопротивление игле, шорох кетгута, протягивавшегося сквозь ткани, когда я накладывала швы и затягивала грыжевые ворота, — но при этом мои руки словно бы не принадлежали мне, они жили своей собственной жизнью. Мой голос звучал резко и отчетливо, давая указания, которым ассистенты повиновались мгновенно, — и одновременно в каком-то дальнем уголке моего ума сидел маленький наблюдатель, с отстраненным любопытством следивший за ходом операции.
Но наконец все кончилось, и время тронулось с места. Я отступила от стола на шаг, прервав связь с телом, и тут же у меня слегка закружилась голова от охватившего меня чувства одиночества.
— Готово, — сказала я, и тихо жужжавшие зрители взорвались аплодисментами. Все еще ощущая себя так, словно я слегка отравилась, — а может, я просто надышалась парами спиртного, исходившими от Майерса? — я развернулась на каблуках и присела в глубочайшем реверансе, в упор глядя на гостей Джокасты.
Часом позже я была уже вусмерть пьяна, пав жертвой десятков тостов в мою честь. Но мне удалось ускользнуть из-за стола под тем предлогом, что я должна проверить состояние моего пациента, и я сумела как-то вскарабкаться по лестнице наверх и дошла до комнаты для гостей, где его уложили.
Мне пришлось задержаться на площадке, и я несколько минут стояла, вцепившись в перила лестницы, чтобы обрести равновесие. Снизу доносились громкие голоса и смех; прием продолжался, набирая обороты, и гости уже разбрелись небольшими компаниями по холлу и нижним гостиным. Издали они казались похожими на рой пчел, с пушистыми головами (совсем как в париках) и полупрозрачными крылышками, — похожими, соответственно, на газовые рукава дамских платьев, — и они непрерывно жужжали, носясь туда-сюда возле своих шестигранных сот, хлопотливо опуская хоботки в ячейки, наполненные нектаром бренди и портера…
Ну, если Джейми хотел, чтобы я устроила какую-нибудь диверсию и привлекла к себе всеобщее внимание, смутно подумала я, — то вряд ли он мог пожелать чего-то лучшего. Что бы там он ни затеял — никто ни на что не обратит внимания. Но о чем, собственно шла речь… и как долго мне следует удерживать на себе внимание гостей? Я встряхнула головой, чтобы мысли хоть чуть-чуть прояснились, — впрочем, безрезультатно, — и продолжила трудный путь к комнате пациента.
Майерс все еще глубоко и безмятежно спал, дыша медленно и так глубоко, что хлопчатый полог над кроватью колыхался. Чернокожая Бетти, сидевшая подле него, с улыбкой кивнула мне.
— Он в порядке, миссис Клэр, — прошептала она. — Пожалуй, его и выстрелом не разбудишь, так я думаю.
Мне незачем было проверять его пульс; голова Майерса была повернута вбок, и я отлично видела толстую вену на его шее, вздымавшуюся и опадавшую с мерной уверенностью кузнечного молота. Но я все же прикоснулась к пациенту; его кожа была прохладной и чуть влажной. Никакой лихорадки, никаких признаков операционного шока. Все его огромное существо излучало мир и благополучие.
— Ну, как он?
Будь я не так пьяна, я бы испугалась. Но я просто повернулась вокруг собственной оси и обнаружила, что рядом со мной стоит Джейми.
— С ним все в порядке, — ответила я. — Его и из пушки не убить. Как и тебя, — добавила я, и тут же вдруг непонятно почему покачнулась и обхватила его за талию, а мое пылающее лицо уткнулось в прохладную ткань его рубашки. — Неуничтожимая персона.
Джейми поцеловал меня в макушку, потом поправил мою прическу, несколько растрепавшуюся во время операции, а может быть, после нее.
— Ты отлично это сделала, Сасснек, — шепнул он. — Просто отлично, красавица ты моя!
От него пахло вином и свечным воском, и пряными травами, и шотландской шерстяной тканью. Мои руки сами собой скользнули вниз, к выпуклостям его ягодиц, гладким и свободным под килтом. Он чуть подвинулся, на мгновение прижав свои бедра к моим.
— Тебе надо глотнуть немножко воздуха, Сасснек, — решил он. — Ну, и… нам нужно поговорить. Ты можешь его оставить на какое-то время?
Я посмотрела на кровать и на ее тяжелую ношу.
— Да. Надо полагать, пока Бетти сидит рядом с ним, ему не грозит погибнуть во сне, захлебнувшись собственной блевотиной. — Я посмотрела на рабыню, и она, хотя и явно удивленная моими словами, согласно кивнула.
— Встретимся там, где растут целебные травы… и постарайся не свалиться с лестницы и не сломать себе шею, ладно? — Джейми подцепил пальцем мой подбородок, заставив меня поднять голову, и поцеловал — быстро и крепко, — и тут же исчез, оставив меня наедине с головокружением. Я вдруг стала в сто раз пьянее, чем до того.
Глава 13
Испытание совести
Что-то темное шлепнулось на дорожку прямо перед нами со смачным звуком, и я резко остановилась, вцепившись в руку Джейми.
— Лягушка, — безмятежно произнес он. — Ты что, не слышишь, как они распелись?
Слово «распелись» вряд ли подходило к той какофонии скрипа, хрипа и хрюканья, которая доносилась со стороны реки, из зарослей тростника. Но, с другой стороны, Джейми был напрочь лишен музыкального слуха, и ничуть этим не беспокоился.
Джейми осторожно подтолкнул темную толстенькую лягушку носком ботинка.
— Бре-ке-ке, ква, ква, — передразнил он «певунью».
— Бре-ке-ке, ква! — Лягушка подпрыгнула и уплюхала с дорожки во влажную траву.
— Я всегда знала, что у тебя особый дар к языкам! — весело сообщила я. — Вот только мне не было известно, что ты и по-лягушачьи тоже говоришь.
— Ну, не слишком бегло, — скромно ответил он. — Но зато у меня хорошее произношение, и я сам постиг эту премудрость.
Я рассмеялась, и он, сжав мою руку, повел меня дальше. Краткая вспышка веселья угасла, не сумев зажечь огонь доверительного разговора, и мы продолжили путь, шагая рядом, но как будто удаленные друг от друга на многие мили.
