…Она так крепко обняла и поцеловала меня, когда мы покидали Речную Излучину… Мне не хотелось уезжать. Но и оставаться тоже не хотелось. Я снова разрывалась между ними двумя… и между необходимостью остаться с Брианной и присматривать за ней, и настоятельной потребностью быть рядом с Джейми.
— Ты должна ехать, — твердо сказала Брианна. — Со мной все будет в порядке; ты же сама сто раз говорила, что я здоровая, как лошадь. К тому же вы вернетесь задолго до того, как мне понадобится твоя помощь. — Она искоса посмотрела в спину отца; он стоял у конюшни, проверяя груз на спинах лошадей и мулов. И тут же снова повернулась ко мне, не изменив выражения лица. — Ты должна ехать, мама. Я верю, что ты найдешь Роджера. — Она слишком выразительно подчеркнула это «ты», и я от всей души понадеялась, что Джейми не слышал ее слов.
— Но не думаешь же ты, что Джейми…
— Я не знаю, — перебила она меня. — Я не знаю, что он сделает. — Ее подбородок выпятился вперед; мне был слишком хорошо знаком этот жест. Что-либо доказывать не имело смысла, но я все же попыталась.
— Ну, зато я знаю, — уверенно произнесла я. — Он все для тебя сделает, Брианна. Все. Да даже если бы это была не ты, он все равно сделал бы все возможное, чтобы вернуть Роджера. Его чувство чести… — Лицо Брианны внезапно окаменело, и я с запозданием поняла свою ошибку.
— Его честь, — ровным, невыразительным тоном произнесла она. — Вот оно в чем дело. Ну, тогда, думаю, все в порядке. По крайней мере хотя бы это заставит его вернуть Роджера. — Она отвернулась, слегка наклонив голову, поскольку ветер с силой дунул ей прямо в лицо.
— Брианна! — чуть ли не простонала я, но она лишь сгорбила плечи, плотнее заворачиваясь в шаль.
— Тетя Клэр! Мы уже готовы! — Рядом с нами возник Ян и тревожно перевел взгляд с меня на Брианну. Я тоже посмотрела на нее, колеблясь… мне не хотелось расставаться с ней вот таким образом.
— Бри? — окликнула ее я.
И тогда она повернулась так стремительно, что шаль едва не свалилась с ее плеч, и обняла меня, прижавшись к моему лицу холодной щекой.
— Возвращайся! — прошептала она. — Ох, мама… вернись обязательно!
— Брианна, да разве я могу тебя оставить! — Я тоже крепко обнимала ее, ее крепкое сильное тело, я обнимала ребенка, которого потеряла, ребенка, которого обрела вновь… и ту женщину, что вдруг разомкнула объятия и отпрянула от меня, выпрямившись.
— Ты должна ехать, — едва слышно сказала она. Но маска безразличия уже упала, щеки Брианны повлажнели от слез. Она посмотрела через мое плечо на двери конюшни. — Привези его обратно. Только ты можешь это сделать, только ты.
Она быстро поцеловала мня, повернулась и убежала, и звуки ее шагов по кирпичной дорожке отдались звоном в моих ушах…
Джейми в этот момент вышел из конюшни и увидел ее, несущуюся в сумрачном свете пасмурного дня, словно баньши. Он замер на несколько мгновений, провожая Брианну взглядом, но на его лице ничегошеньки не отразилось.
— Ты не можешь расстаться с ней вот так, — сказала я и вытерла глаза углом своей шали. — Джейми, пойди к ней. Прошу тебя, пойди и попрощайся, ну просто скажи ей хоть слово!
Джейми продолжал стоять неподвижно, и я подумала, что он хочет сделать вид, будто просто не слышал меня. Но потом он повернулся и медленно пошел по дорожке.
На землю упали первые капли дождя, расплющившись о пыльные кирпичи, и ветер раздул плащ Джейми, сделав его похожим на колокол…
— Тетя? — Ян осторожно взял меня за локоть, подталкивая в сторону стоявших перед конюшней лошадей. Я пошла с ним, позволила племяннику помочь мне подняться в седло. Через несколько минут Джейми вернулся. Он молча вскочил на спину коня, даже не посмотрев в мою сторону, и, кивнув Яну, выехал со двора, не оглянувшись. Я оглянулась, но Брианны нигде не увидела.
Давным-давно наступила ночь, а Джейми все еще оставался в одном из длинных вигвамов с Накогнавето и другими старейшинами деревни. Я вздрагивала каждый раз, когда кто-нибудь входил в тот вигвам, где сидела я, но все это были индейцы. Но наконец кожаный полог, закрывающий дверной проем, поднялся в очередной раз, и вошел Ян, а следом за ним появилась какая-то невысокая пухлая фигура.
— У меня для тебя сюрприз, тетя, — объявил племянник, улыбаясь от уха до уха, и отступил в сторону. Передо мной возникло круглое улыбающееся лицо рабыни Полины.
Или, точнее, бывшей рабыни. Потому что здесь она, само собой, была свободной женщиной. Полина села рядом со мной, сияя улыбкой, как тыквенный фонарь, и распахнула накидку из оленьей кожи, наброшенную на ее пухлые плечи, — чтобы продемонстрировать мне крошечного мальчишку, которого она держала на руках; у мальчишки было такое же круглое, как у Полины, лицо, и он точно так же сиял.
Очень скоро мы углубились в беседу; что-то Полина могла сказать благодаря тем обрывкам английского и гэльского, которые она успела освоить на плантации, что-то переводил Ян, а что-то мы с бывшей рабыней без труда объясняли друг другу, пользуясь извечным женским языком жестов. Полину, как и предполагал Майерс, племя тускара приняло хорошо, она быстро прижилась среди индейцев, высоко оценивших ее врачебное искусство. Она взяла в мужья человека, овдовевшего во время эпидемии кори, и через несколько месяцев порадовала его прибавлением семейства.
Я была просто в восторге от того, что Полина обрела не только свободу, но и счастье, и от души поздравила ее с этим. И еще я немного успокоилась, поговорив с ней; ведь если тускара так по-доброму обошлись с чернокожей женщиной, то, может быть, и с Роджером дела обстоят не так плохо, как я того боялась.
Тут мне кое-что пришло в голову, и я вытащила из-под оленьей рубашки амулет Наявенне.
— Ян… спроси-ка ее, может, она знает, кому я должна это отдать?
Племянник что-то сказал Полине на языке тускара, и она наклонилась вперед и удивленно коснулась амулета. Но потом покачала головой и снова выпрямилась, что-то говоря; ее голос по-прежнему был удивительно низким и глубоким.
— Она говорит, они этого не захотят, тетя, — перевел Ян. — Это лечебный узелок шамана, и это опасно. Это надо было похоронить вместе с тем человеком, которому это принадлежало; никто вообще не должен к этому притрагиваться, потому что так можно привлечь к себе дух шамана.
Я колебалась, держа в руке маленький кожаный мешочек. Вообще-то… вообще-то с момента смерти Наявенне меня не оставляло чувство, что я держу при себе что-то живое… Но это наверняка было просто результатом воображения… конечно, мне просто показалось, что вот прямо сейчас мешочек едва заметно шевельнулся в моей ладони.
— Спроси ее… а что, если шаман не был похоронен? Если его тело вообще не нашли?
Полина выслушала перевод вопроса с очень серьезным видом. Когда Ян умолк, она покачала головой и что-то ответила.
— Она говорит, в таком случае дух ходит с тобой, тетя. Она говорит, тебе не надо показывать эту вещь кому-нибудь из здешних… они очень испугаются.
