— Да, — кивнула я и оглянулась на хижину. — Он как раз сейчас лежит головой на ее коленях.
Глава 67
Жребий брошен
Роджер повернулся на бок, потом сел. В окнах еще не было стекол, да они были и ни к чему, пока стояло лето, — а хирургическая, в которой его поселили, располагалась в передней части дома, и ее окна смотрели на склон горы. И если Роджер наклонял голову вбок, он мог видеть Брианну почти на всем ее пути до хижины, прежде чем каштаны скрывали ее от глаз.
Но вот в последний раз мелькнула ржаво-коричневая домотканая юбка — и Брианна исчезла. Она в этот вечер приходила одна, без малыша; Роджер не знал, как это расценивать, — то ли как прогресс в их отношениях, то ли наоборот. Они смогли поговорить, не отвлекаясь ежеминутно на смену пеленок, писк, сюсюканье, кормление и непрестанные легкие шлепки, — а это было редкой роскошью.
Но зато Брианна и задержалась здесь не так долго, как обычно… Роджер просто чувствовал, как ребенок тянет ее к себе, как будто Брианна была привязана к нему длинной резинкой. Но ведь невозможно негодовать на этого маленького бандита, мрачно сказал себе Роджер. Вот только… ну да, только он все равно сердился на мальчишку. Но это не значило, что он не любил его.
Роджер еще не ел; ему не хотелось тратить зря ни одной минуты их драгоценного уединения. Теперь же он открыл корзину, принесенную Брианной, и вдохнул теплый, сытный запах тушеного беличьего мяса и пресного хлеба со свежим маслом. И еще из корзины шел кисловатый яблочный дух.
Нога Роджера продолжала пульсировать, и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы заставить себя не думать о полезных личинках, — но несмотря на присутствие в его ране этих интересных существ, аппетит у Роджера был отличный. Он ел медленно, смакуя и вкус еды, и изумительный пейзаж за окном… на горный склон внизу уже тихо вползали сумерки.
Фрезер знал, что делает, когда выбирал место для своего дома. Дом возвышался над склоном горы, из него были видны дальняя река и окутанные туманом долины, и темные пики гор, касавшиеся звездного неба. Здесь ощущалось все величие добровольно избранного одиночества, это было самое романтическое из всех мест на земле, когда-либо виданных Роджером.
И вот сейчас… Брианна была в хижине внизу, нянчилась с маленьким нахальным бездельником, а Роджер был здесь — один, с несколькими дюжинами личинок в ступне.
Он поставил пустую корзину на пол, на одной ноге допрыгал до помойного чана в углу, потом вернулся в свою одинокую постель, устроенную на новеньком хирургическом столе. Какого черта он ответил ей, что не знает, почему вернулся, когда она об этом спросила?
Ну, наверное потому, что в тот момент он действительно не знал. Он несколько месяцев подряд бродил по диким первозданным лесам, почти умирая от голода и сходя с ума от одиночества и боли. Он не видел Брианну почти год… год, в течение которого он прошел через ад и вернулся обратно. Он ровно три дня сидел на скале над тем чертовым каменным кругом, без еды и огня, все думая и думая, пытаясь прийти к какому-то решению. А в итоге он просто плюнул и пошел, зная, что это, пожалуй, единственный возможный вариант.
Долг? Любовь? Да черт побери, чего стоит любовь без обязательств?
Роджер беспокойно перевернулся с бока на бок, чтобы очутиться спиной к великолепию ночи и дуновениям прогретого солнцем воздуха. Роджеру очень хотелось, чтобы его нога поскорее выздоровела, и в то же время он чувствовал себя чертовски здоровым, и в этом была своя плохая сторона, потому что у него ни малейшего шанса ослабить внутреннее напряжение тела соответствующими упражнениями…
Он даже заикнуться не смел об этом Брианне. Во-первых, она могла подумать, что он вернулся только ради этого. Во-вторых, Роджер был уверен, что этот чертов Большой Шотландец не шутил насчет свиньи.
Но ведь теперь Роджер все знал. Он вернулся потому, что не смог бы жить по другую сторону времени от нее. Может быть, дело было в чувстве вины… он не мог бросить их; а может быть, это было простое понимание того, что без Брианны он умрет… ну, то или другое, а выбор был уже сделан и жребий брошен. Роджер знал, к чему он стремится, и все остальное не имело значения. Он хотел быть здесь, и все на этом.
Он повернулся на спину и уставился в светлые сосновые доски, накрывавшие его убежище. Легкий топот и попискивание возвестили о приходе ночных гостей — это были белки с ближайшего ореха гикори; они бегали по крыше, сокращая себе путь до соседней рощи.
Как сказать Брианне об этом, как заставить ее поверить? Господи, да она такая нервная, что едва ли позволит даже прикоснуться к ней! Стоит чуть задеть ее — и она тут же шарахается в сторону. Если не считать того дня, когда Клэр терзала его ногу. Да, тогда Брианна была по-настоящему рядом с ним, держала его изо всех сил. Он до сих пор чувствовал ее руки на своих плечах, и эти воспоминания вызывали странное чувство удовлетворения где-то в середине живота.
Но, думая об этом, он кое-чего не понимал. Да, конечно, операция была жутко болезненной, но Роджер мог выдержать что угодно, он бы просто покрепче стиснул зубы… и Клэр, с ее опытом военного хирурга, наверняка это знала.
Так может быть, она это сделала намеренно? Дала Брианне возможность прикоснуться к нему, и при этом не страдать от чувства, что ее преследуют или принуждают? Дала ему шанс вспомнить, насколько сильным было притяжение между ними?
Роджер снова перевернулся, на этот раз на живот, опустил подбородок на сложенные руки — и уставился в мягкую тьму за окном.
Если Клэр захочется повторить эксперимент, он готов предоставить в ее распоряжение вторую ногу.
Клэр заглядывала к нему один-два раза в день, но ему пришлось ждать до конца недели, пока она решила наконец снять бинты, поскольку личинки, по ее расчетам, должны были наконец закончить свою работу, — Роджер искренне надеялся, что это так, — и пора было прогнать их прочь.
— О, чудесно! — сообщила Клэр, тыча пальцами в его ступню с истинно хирургической бесцеремонностью. Гранулируется просто бесподобно; воспаления почти не осталось.
— Великолепно, — откликнулся Роджер. — Так они оттуда повылазили?
— Личинки? А, да, конечно, — заверила его Клэр. — Они же окукливаются в течение нескольких дней. Неплохо поработали, а? — Клэр провела по ступне указательным пальцем, и Роджер дернулся от щекотки.
— Ну, верю тебе на слово. Я уже могу на нее ступать, да? — Он осторожно подвигал ступней. Она еще немного болела, но с тем, что было совсем недавно, не приходилось и сравнивать.
— Да, можешь. Только еще несколько дней не надевай обуви. И, Бога ради, старайся не наступить на что-нибудь острое.
Она принялась собирать свои медицинские штучки, негромко напевая себе под нос. Она выглядела счастливой, но очень усталой; под глазами у нее залегли тени.
— Малыш все еще плачет по ночам? — спросил Роджер.
— Да, бедняжка. А тебе его отсюда слышно?
