Медленно, очень медленно голова Брианны поднялась, ее теплое дыхание коснулось лица Роджера.
— У тебя есть еще время, — мягко сказал он, и вдруг понял, почему это так необходимо — говорить и говорить с ней здесь, в темноте… Он взял руку Брианны и прижал к своей груди. — Ты это чувствуешь? Ты слышишь, как бьется мое сердце?
— Да, — выдохнула Брианна и медленно потянула руку Роджера к собственной груди, и прижала его ладонь к редкой белой рубахе…
— Это наш час, — сказал он. — Пока все это не кончится… для одного из нас или для обоих… это наше время. Сейчас. Неужели ты хочешь потерять этот час понапрасну, Брианна, просто потому, что ты боишься?
— Нет, — ответила она, и ее голос прозвучал низко и отчетливо. — Я не хочу.
И тут из хижины донеслось тоненькое поскуливание, и тут же ладонь Роджера ощутила горячую влагу…
— Мне надо идти, — сказала Брианна, отпрянув от него. Но, сделав два шага к дому, обернулась. — Идем, — позвала она и побежала по дорожке, стремительная и легкая, как призрак белого оленя.
К тому моменту, когда Роджер дошел до двери, она уже вынула младенца из колыбельки. Но до того, как она вышла из хижины, она лежала в постели; одеяло было отброшено, а на перине виднелись углубления, оставленные ее телом. Брианна, мгновенно уйдя в себя, прошла мимо Роджера и легла. Но тут же вспомнила о его присутствии.
— Ночью я обычно кормлю его в постели. Он дольше спит, если лежит рядом со мной.
Роджер пробурчал нечто, что можно было принять за согласие, и придвинул к очагу низкий табурет. В комнате было очень тепло, а в воздухе пахло едой, пеленками… и Брианной. Ее запах слегка изменился в эти дни; острый аромат лесной травы сменился легким сладким духом, и Роджер подумал, что, наверное, так пахнет молоко.
Брианна наклонила голову, ее рыжие волосы свободно упали на плечи, рассыпавшись каскадом искр и теней. Ее рубашка была спереди распахнута до талии, и полное полушарие одной груди виднелось ясно и отчетливо, и лишь сосок закрывал шарик младенческой головы. Роджер услышал негромкие чмокающие звуки — малыш сосал.
Почувствовал на себе взгляд, Брианна подняла голову.
— Извини, — тихо сказал он, не желая тревожить малыша. — Не мог удержаться, чтобы не посмотреть.
Роджер не мог бы сказать, порозовела Брианна или нет; огонь очага бросал красные блики на ее лицо и грудь. Но она опустила взгляд, как будто немного смутившись.
— Ничего, смотри, — сказала она — На это стоит посмотреть. Лучшего зрелища и не бывает в мире.
Не сказав ни слова, Роджер встал и начал раздеваться.
— Что ты делаешь? — Ее голос был низким и приглушенным.
— Не слишком честно с моей стороны сидеть тут и таращиться на тебя, тебе не кажется? Конечно, я не представляю из себя столь ценной картины, но… — Он замолчал ненадолго, нахмурившись, и быстро распутал узел на завязках бриджей. — Но по крайней мере ты не будешь чувствовать себя так, словно я смотрю на экран телевизора.
— О…
Роджер не смотрел на нее в это мгновение, но подумал, что она, похоже, все-таки улыбнулась. Он снял рубашку, и тепло очага ласково коснулось его кожи. Чувствуя себя необыкновенно уверенно, Роджер начал спускать штаны, однако остановился на полпути.
— Это что, стриптиз? — Губы Брианны дергались, она изо всех сил старалась удержаться от смеха и смотреть на ребенка, а не на Роджера.
— Я просто задумался не могу решить, повернуться к тебе спиной, или не стоит. — Он помолчал. — А что бы ты предпочла?
— Повернись спиной, — мягко произнесла она — Пока.
Он так и сделал, и даже сумел снять бриджи, не свалившись в очаг.
— Погоди, постой минутку вот так, — попросила Брианна. — Пожалуйста. Мне хочется посмотреть на тебя.
Он выпрямился и замер, глядя на огонь. Его обдавало теплом, и это было необычайно приятно, но все же слишком жарко… Роджер сделал шаг назад, и внезапно в его памяти вспыхнул образ отца Александра. Господи, да с чего это ему вдруг подумалось о священнике в такой момент?
— У тебя шрамы на спине, Роджер, — сказала Брианна, и ее голос прозвучал еще мягче, чем до этого. — Откуда они?
— Это индейцы. Но это неважно. Не сейчас. — Он до сих пор не подстриг волосы, он даже забыл связать их, и теперь они лежали на его плечах, щекоча обнаженную кожу. Но Роджер представлял себе, как скользит по его спине взгляд Брианны… ниже и ниже, от спины к ягодицам, к бедрам, к лодыжкам…
— Я вообще-то уже готов повернуться. Можно?
— Ну, я вряд ли буду сильно потрясена, — заверила его Брианна. — Мне приходилось видеть разные такие фотографии…
Брианна, как и ее отец, прекрасно умела скрывать свои чувства, когда ей того хотелось. И Роджер ничего не смог прочесть по нежному широкому рту и чуть раскосым кошачьим глазам. Была ли она потрясена, или испугана, или ей было смешно? Но, впрочем, с чего бы ей было испытывать любое из этих чувств? Она ведь не обнаружила ничего нового; она уже прикасалась к тому, что видела теперь, ласкала, ее пальцы изучали каждую линию, каждую складку, и близость между ними была такова, что Роджер просто растворялся тогда в ее руках, отдавая всего себя без остатка… как и она отдавала себя ему.
Но это было целую жизнь назад, в момент полной свободы и неистовства, в горячей тьме… А теперь он впервые стоял перед ней обнаженным при свете, и она сидела и смотрела на него, держа на руках младенца. Кто из них двоих изменился сильнее после той первой брачной ночи?
Брианна осторожно, склонив голову к плечу, посмотрела на него, и ее глаза встретились с его взглядом. Она поспешно переложила младенца на другую руку, дав ему вторую грудь и оставив при этом ночную сорочку распахнутой…
Роджер уже не мог стоять на прежнем месте; огонь очага начал подпаливать ему зад. Он шагнул в сторону и снова уселся на скамью, не отрывая глаз от Брианны.
— Интересно, что ты при этом чувствуешь? — спросил он негромко, кивком указывая на сосущего младенца; он просто чувствовал необходимость нарушить затянувшееся молчание.
— Это очень приятно, — мягко ответила Брианна, снова наклонившись к малышу. — Он так тянет и даже дергает… Немного щекотно. Когда он начинает есть, что-то такое происходит… как будто что-то нахлынуло, пронеслось сквозь меня… как будто все внутри меня устремляется ему навстречу.
— И это не… ты не чувствуешь себя иссушенной? Мне казалось, что это должно быть похоже на то, будто из тебя вытягивают соки.
— О, нет, ничего подобного! Вот посмотри-ка… — Брианна сунула палец в ротик малыша и с легким хлопком оторвала его от источника питания. На мгновение она опустила пониже крошечное тельце, и Роджер усидел, что ее сосок набух и напрягся, и из него продолжает тонкой сильной струйкой бить молоко. Прежде чем младенец успел заплакать, она вернула его на место, но Роджер успел почувствовать, как на его грудь упали крошечные капли — сначала теплые, а потом вдруг ставшие прохладными.
