– Сколько времени занимает бракосочетание? – быстро спросил Танкован. – С момента подачи заявления до обручальных колец.
– Я ж холостой, старик, – обиделся Паук. – Но думаю, все едино – дольше, чем крякнуть программу или взломать пароль. – Он весело подмигнул. – Женщину крякнуть – тож недолго.
– И все-таки… Месяц? Два?
Кобранов пожал плечами и сунул в рот остатки бутерброда.
– В ЗАГС ходить – только время терять, старик. Мы, компьютерщики, его ценим больше других, мы делим на него объем файла и получаем скорость скачивания! – И Паук расплылся в улыбке.
Танкован усмехнулся в ответ и хлопнул приятеля по руке:
– Сейчас гораздо важнее обратное действие. Скорость, умноженная на объем конкретной проблемы, даст мне искомое время. То самое, которое так необходимо для выигрыша.
Паук поморгал.
– Тебе виднее, – неуверенно заметил он. – Еще прикол рассказать? Слушай…
– Хватит, – остановил его Максим. – На сегодня – достаточно. Иди работай, крякальщик.
Он взглянул на часы. Четверть десятого. Лиснянская молчит. Может, еще не посмотрела киношку, а может, раздумывает, как поступить. И то и другое вполне укладывается в изначальный план. Вот если еще через полчаса начальница не даст о себе знать – появится причина для беспокойства. А если…
В кармане взвыл Демис Руссос. Максим поспешно достал мобильник и взглянул на дисплей. Звонила Михеева.
Он плотоядно улыбнулся. «Соскучилась, адвокатессочка? Сама не заметила, пташка, как попала в силок!»
Сегодня утром Татьяна долго не отпускала его. Ночь получилась жаркой, и теперь, непривыкшая к такой долгой и страстной любви, Михеева опасалась, что стоит разомкнуть объятия, Максим исчезнет, растворится в небытии, ускользнет безвозвратно. Она сама призналась ему в этом. Она заглядывала ему в глаза, осыпала поцелуями подбородок, губы, грудь и шептала:
– Не уходи, милый… Скажи мне, что все происходящее – не сон, что мое счастье – явь, а не плод бесконечных фантазий и мечтаний.
Адвокатесса, казалось, была на грани помешательства. Она то смеялась, как ребенок, которого подбрасывают на руках, то вдруг принималась лить слезы, растирая их по лицу ладошками.
– Ты вернешься? – Татьяна сидела на кровати, растрепанная, розовая от слез и любви, а Максим, стоя перед зеркалом, подправлял усики электробритвой. – Пообещай! Прошу тебя!
– Обещаю… – Он вернулся с порога, поцеловал ее и нежно погладил по щеке. – Обязательно вернусь к тебе, милая… – И уже в подъезде, сбегая по лестнице, с ухмылкой добавил: – Куда денусь!
Выждав по обыкновению, когда греческий тенор дойдет до припева, Танкован принял звонок:
– Алло?
– Это я…
– Алло! – Он раздраженно подул в трубку. – Кто это?.. Алло!
– Это я, Максим! – взволнованно повторила Михеева. – Слышишь? Это я, Таня! – Она почти кричала, встревоженная странными перебоями связи. – Слышно меня? Максим!
Наконец он сжалился над ней.
– Кто? Таня? – Его голос приобрел теплоту и душевность. – Здравствуй, милая. Как я рад, что ты позвонила.
– Разве ты не видишь мой номер? – не переставала беспокоиться она. – Почему спрашиваешь, кто звонит?
– Я не успел внести его в список абонентов, – соврал Максим. – Поэтому не узнал. Но – боже! – как я рад, что это ты! Я успел соскучиться.
– Правда? – Голос адвокатессы дрогнул. Казалось, она опять была готова расплакаться от страха и нежности одновременно. – Ты правда соскучился?
«Влюбленные женщины глупеют стремительно, – отметил про себя Танкован. – Просто на глазах теряют остатки здравомыслия. Даже бизнес-леди».
– Чистая правда, – подтвердил он.
– Наверное, я выгляжу полной дурой, – словно прочитав его мысли, пробормотала Михеева. – Но я хочу попросить тебя… Не бросай меня, ладно? Не бросай, Максим…
– С чего бы мне тебя бросать? – отозвался тот, мысленно празднуя победу, на молниеносность которой даже не рассчитывал. – По-моему… Ты меня прости, конечно, за самонадеянность… Но по-моему, у нас с тобой все только начинается.
– Правда?
Глупее этого переспрашивания может быть только возглас «вау».
– С самой первой минуты рабочего дня я жду его конца, – с придыханием произнес Танкован. – Чтобы примчаться к тебе и снова почувствовать на губах твое дыхание.
– Правда?
Если еще раз она задаст этот дебильный вопрос, он выпалит: «Нет, шучу, дурочка!»
– Еще бы! – Максим причмокнул в трубку. – Я мечтаю об этом… На мотоцикле, конечно, долетел бы до тебя гораздо быстрее, но ничего не поделаешь – доползу на черепашьем общественном транспорте.
– Я скоро доберусь до офиса, – сообщила Михеева после секундной паузы. – Сразу же распоряжусь, чтобы твоего коня вызволили из гаишного плена.
– Буду тебе необычайно признателен, – вздохнул он.
– Но я опасаюсь, что какая-нибудь другая близорукая блондинка шагнет тебе под колеса.
– Опасаешься за меня или за блондинку? – уточнил Максим.
– За себя. – Она кокетливо хмыкнула.
– Ты в полной безопасности, милая, – заверил он. – Обещаю объезжать блондинок за версту. Брюнеток и шатенок – тоже.
Через стекло было видно, как Паук отчаянно жестикулирует ему. Он делал страшные глаза, руками изображал на себе большие округлые груди и тыкал пальцем в сторону двери.
– Сожалею, но вынужден прерваться, дорогая, – вздохнул в трубку Танкован. – Меня вызывают к руководству.
Лиснянская сидела за рабочим столом, уткнувшись в компьютер и нервно двигая мышью. Она выглядела бледнее обычного. Казалось, макияж облупился с ее щек, как штукатурка со стен в подъезде. Пухлые бесцветные губы (она, видимо, так и не успела их подкрасить) едва заметно дрожали. Яркая красная блузка со стоячим воротничком только подчеркивала нездоровую бледность лица.
В комнату пробивался солнечный свет, порезанный на тонкие ломти полуоткрытыми жалюзи. На журнальном столике потрескивал остывающий электрочайник. Подушки кожаного дивана, испытанного вчера на прочность, были аккуратно разложены по краям, а в центре, вальяжно откинувшись на спинку, восседал смешной человечек с бородкой-эспаньолкой в черной футболке с надписью «Maxim» и в синих джинсах – большая мягкая игрушка, сделанная, вероятно, на заказ.
Лиснянская даже не подняла глаз на вошедшего.
– Здравствуйте, Анна Ильинична! – Танкован расплылся в улыбке. – Вызывали?
Женщина молчала, раздраженно щелкая мышью.
– У вас выдалась свободная минутка? – ерничал он. – Может быть, мне запереть дверь?
Лиснянская оторвалась от монитора, и Максим заметил, что у нее заплаканы глаза. На мгновение ему даже стало жаль начальницу.
