Татьяна вытерла ладонью глаза и всхлипнула:
– И чего ты добился, неразумный? Что выиграл в итоге? И от навета не уберегся, и в гнусную историю попал, и меня обидел. А вдобавок к былым неприятностям получил новые, и теперь расхлебывать их нам придется вместе.
Максим схватил ее ладонь и прижал к своей щеке.
– Ты правда мне поможешь? Даже после того, как я оказался таким глупцом?
– Куда ж я денусь… – Она вздохнула. – Кроме того, ты сам говорил: твои радости – это и мои радости. Значит, и твои проблемы – мои тоже.
– Боже! – Танкован закрыл лицо руками. – Я и несчастен и счастлив одновременно. Конечно, я не заслуживаю, такую женщину, как ты. Я жалок и ничтожен, глуп и груб, но у меня есть одно оправдание. – Он с чувством протянул к ней руки. – Я люблю тебя! Люблю, слышишь? И мне никто не нужен на всем белом свете.
– Я очень привязалась к тебе, – задумчиво сказала Михеева. – Даже больше, чем просто привязалась. Ты стал мне по-настоящему дорог.
«Небо слышит меня! – мысленно ликовал Максим. – Оно небезучастно к моей судьбе!»
– Конечно, я еще не раз пожалею, что связалась с тобой, но пока мне страшно представить, что мы могли бы не встретиться. Ты изменил мою жизнь, наполнил ее смыслом, новыми красками, ощущениями. Я стала с тобой… – Она шумно вздохнула и виновато развела руками: – …женщиной!
«Женщиной ты, конечно, не стала, – хохотнул про себя Танкован. – Но и крокодильчики бывают очень и очень полезными».
– А теперь, – Михеева вытерла платком глаза и надела очки, мгновенно преобразившись в деловую и рассудительную адвокатессу, – расскажи мне подробно и честно, не утаивая ничего, никаких мелочей – как получилось, что тебя подозревают в причастности к двум жутким и тяжким преступлениям?
Он поднялся с колен.
– У нас есть выпить?
– Сначала – дело, – категорично заявила Татьяна. – Милицейскую версию я сегодня выслушала. Теперь хочу послушать твою.
– С моих слов записано верно, – диктовал Пал Палыч. – Замечаний и дополнений не имею.
В свете дня кабинет следователя выглядел иначе. Мебель уже не казалась новой, а плазменная панель на стене смотрелась стертой, выцветшей картиной в узком, дешевом багете. Оттянутые штаны негра все также были полны окурков, только теперь весь стол был усыпан пеплом, мелкими крошками и заляпан руками.
Максим с Татьяной сидели напротив Пал Палыча, а Блатов беспокойно вертелся у них за спинами, прохаживался по комнате, садился, снова вставал и опять садился.
– Сочинение на двадцати трех страницах! – воскликнул он. – Как только бумага выдержала!
– Бумага все стерпит, – расстроенно кивнул следователь.
– Ишь! – не унимался Блатов, брезгливо перебирая исписанные листы. – Сколько всего навертели. Здесь и мстительный одноклассник, и одураченные родители, и незнакомец в черном костюме, и незапертая дверь, и даже порнушка на видео! Все как в скверном дешевом детективе.
– Про Тузову – еще занятнее, – подхватил Пал Палыч. – Студентка-извращенка, неземная любовь, мечты о свадьбе и – убитый горем жених.
Танкован достал платок и шумно высморкался. Вчера Татьяна предупредила его, чтобы он не вздумал писать ни про шантаж, ни про угрозы, ни про «обманку» с загсом.
– Сразу подаришь им мотив! – объяснила она. – Поэтому придется соврать маленько. Сам виноват, горе луковое!
«Все-таки она не конченая дура, – с уважением подумал Максим. – Даром что блондинка».
– За ночь успели подготовить домашнее задание, – презрительно улыбнулся рыжий оперативник и, обращаясь к следователю, добавил с сожалением: – Надо было вчера закрывать этого деятеля, как я и предлагал.
– А я еще вчера вам ответила, – вмешалась в разговор Михеева, – что трое суток, на которые вы вправе задержать моего клиента, вам ничего не дадут. – Она звонко щелкнула замками своего кейса. – Обвинение вы не сможете предъявить ни через три дня, ни через пять. У вас ничего нет, ребята!
Следователь и опер переглянулись.
– Ну, хоть малейшая зацепочка, – весело продолжала адвокатесса. – Хоть малю-юсенькая улика. Хоть какой-нибудь смехотворный мотивчик – и был бы разговор. Сели бы тогда с вами и поторговались хорошенько. А так – извините. Приберегите свои трое суток как помощь зала или звонок другу.
– Остроумно, – оценил Пал Палыч. – Но немного нахально, не находите?
– Ничуть, – улыбнулась Татьяна. – Судите сами: закрыли бы вы его вчера – у вас уже ночь долой. Десять часов потеряно. Поэтому и советую: приберегите. Задержать – дело нехитрое. Вот рукава засучить да поработать – куда сложнее. – Она встала. – И мой вам совет, коллеги: не ищите там, где светло. Поверьте: мой клиент ни в чем не виноват. Вы теряете время, а убийца, между тем хихикает где-нибудь рядом.
– Скоро дохихикается, – мрачно пообещал Блатов, не сводя глаз с Танкована. – Я умею выводить на чистую воду проходимцев и донжуанов. Они у меня на особом счету.
– Семейная драма? – сочувственно покачал головой тот. – Жена сбежала со стриптизером?
– Что? – Оперативник побагровел.
Максим презрительно хмыкнул.
– Вы свободны. – Пал Палыч поспешно протянул ему пропуск. – Когда понадобится, мы вас вызовем.
У Блатова болезненно дернулась щека.
– Не прощаемся. – Он поднес к глазам два пальца и перевел их, как пистолет, на Максима. – Я отныне всегда рядом. До первой твоей ошибки, герой. Постарайся не споткнуться на ровном месте.
– Он постарается, – пообещала Михеева, подхватив своего клиента под руку. – Всего хорошего.
На улице накрапывал дождь. Небо затянуло мутной серой пеленой. Ветви редких деревьев вздрагивали от порывов ветра, роняя на пятнистый асфальт раннюю листву. Небольшой дворик перед зданием УВД, утыканный сине-белыми машинами с проблесковыми маячками, кишел галдящими людьми. Разбитые на группы, они толпились перед центральным входом в ожидании то ли экскурсии, то ли участия в массовке какого-нибудь милицейского сериала. На ступеньках крыльца стояла полная женщина в брючном костюме и, раскрыв картонную папку, похожую на ту, что приносили вчера Пал Палычу, выкрикивала фамилии.
– Этот рыжий тебя не оставит в покое, – сказала Татьяна, когда они, миновав толпу, вышли со двора на улицу через крохотную стеклянную проходную. – Его аж трясет от злости. А ты еще масла в огонь подливаешь.
– Неудачник! – скривился Максим. – Закомплексованный тип, вероятно, терпящий бедствие в постели.
– Тебе не о его постели думать надо, а о своей свободе, – назидательно сказала Михеева.
– Моя свобода спасена! – Танкован остановился и взял адвокатессу за руки. – Ты у меня просто чудо! Необыкновенная женщина!
– Хорошо, что ты это заметил, – улыбнулась она. – Но я бы не торопилась с выводами.
