Лобник замолчал, нервно порылся в карманах, достал пустую пачку сигарет, скомкал ее и зашвырнул под стол. Потом пошарил в пиджаке, висевшем на дверце шкафа, и, найдя сигарету, спешно закурил. Дым облизал зеркальную дверцу и, отразившись в ней, заклубился с удвоенной силой, а потом так же стремительно стал таять с обеих сторон стекла.
– Мы очень сдружились с Виктором, – продолжил профессор, скосив глаза на тлеющий кончик сигареты. – Он часами пропадал у меня в лаборатории, а я кочевал с работы в студию и обратно. Мы собирали модем из сотни модулей и деталей, над каждой из которых, в свою очередь, трудились чудесные инженеры. В какой-то момент у нас все было готово к пилотному запуску программы. Не было лишь… оригинала. С кого лепить органическую фотокопию? С кого писать репродукцию?
Лобник опять замолчал, посидел в задумчивости, покачиваясь из стороны в сторону, а затем, словно встряхнувшись, придвинул к себе пепельницу, потому что уже давно ронял пепел на пол.
– Виктор сам предложил себя на роль оригинала, – продолжал он, – на роль созидателя-прототипа. Поверьте, это нелегкое решение. Так всегда бывает в науке: кто-то должен решиться, отважиться. Может быть, даже принести себя в жертву. История науки – это история жертв.
– И Камолов стал такой жертвой? – спросил Лосев, тщательно подыскивая правильные вопросы, способные скрыть его растерянность.
– Мы все стали жертвами… – Лобник закрыл глаза на секунду, потом шумно вдохнул воздух и повторил: – Мы все стали жертвами этого эксперимента, этого научного… блефа. Виктор сфотографировал себя специально для нашей программы. Он сделал несколько снимков на черном фоне, потом выбрал из них один, наиболее удачный, с его точки зрения, и поместил в модулятор. На следующий день мы запустили программу. Это было восемнадцатое июля…
Федор вздрогнул.
– Прошлого года?!
Лобник взглянул на него удивленно:
– Нет, позапрошлого.
На этот раз профессор замолчал надолго. Он подошел к окну и приник лбом к стеклу, закрыв глаза и каждым выдохом рисуя вокруг своей головы матовый туманный ореол. Федор, поколебавшись, взял без разрешения сигарету и закурил впервые за десять лет. Он неуверенно затянулся, откинув голову, шумно выдохнул дым и спросил тихо:
– И что же? Вам удалось? У вас получилось?
Профессор быстро повернулся спиной к окну и сверкнул глазами.
– Получилось. Совсем не то, что замышлялось. Совсем не то. Бог потерпел фиаско. Его теория, его эксперимент был скоррелирован Богом настоящим. – Лобник возвел глаза к потолку. – Все провалилось в тартарары. Вернее, органическая фотокопия у нас получилась. Появился на свет еще один Виктор Камолов. Но сразу стало понятно, что планируемого результата мы не достигли. Понимаете, Федор, ведь что такое органический и мыслительный дублер? Это точно такой же Виктор. С его внешностью, с его исторической, биографической памятью, с его потенциалом и профессиональными способностями, но… с совершенно самостоятельной судьбой. С отличными от оригинала жизненными установками и целями. С иными потребностями.
Лобник схватил со стола коробку из-под сканера, развернул ее чистой стороной и маркером провел жирную линию, завершившуюся еще более жирной точкой. Из точки профессор повел уже две линии в разных направлениях.
– Видите? До этой точки, до момента фотомодуляции, и у оргигинала и у копии как бы одна жизнь. Одно детство, одно отрочество, юность. А с этой точки линии разбегаются. И нет никакой возможности смоделировать дальнейшую прямую жизни и поступков дублера. Но и это еще не все. Самое ужасное, что весь дальнейший процесс изучения фотокопии Виктора (тяжелый процесс!) подтвердил мои главные опасения: в дублере изначально заложены психические и соматические отклонения от нормы. А за норму мы принимаем оригинал.
– Что это значит?
– А то и значит, что органический дублер хоть и наделен физическими и мыслительными способностями оригинала, но отличается от него… судьбой. С судьбой-то все гораздо сложнее. Ее ведь не модем конструирует, не цифровые технологии. Ее конструирует тот Бог, который старше меня – маленького бога, – мудрее, сильнее и могущественнее.
Федор забыл про сигарету и уставился в задумчивости на рассказчика:
– Я не понимаю. Что значит – отличается судьбой? У всех людей судьбы разные.
– Да не разные! Не разные! В том-то и дело! У оригинала и у дублера – одна судьба, но как бы разные ее половинки! Опять непонятно?
Лобник быстро прошелся по комнате.
– Вы художник и, конечно, знаете, из чего состоит серый цвет?
Федор похолодел. Он все понял. Он ясно понял, кому понадобилось в душной подсобке маркером выделять громоздкую заумь в старом учебнике.
– Выходит, – сказал он тихо, – вычленение черного и белого оказалось возможным?
Лобник посмотрел на Лосева с восхищением и выдохнул:
– Правильно.
Федор закрыл лицо руками и поежился, словно в комнате повеяло ночной могильной сыростью.
– Ну, допустим, – сказал он хрипло. – А в чем конкретно вас ждало разочарование?
– Неужели вы не понимаете? – воскликнул профессор. – Маленький бог создал НЕСЧАСТНОГО человека! И сделал несчастными всех остальных! Сначала я понял, что при помощи таких «дублеров» не удастся осчастливить человечество, не получится восстановить семьи, не выйдет тиражирование гениев. Оказалось, что такого органического дублера можно воссоздать, слепить только с человека… живого. Ну, в смысле, ныне живущего. Мы ведь с Виктором хотели потом скопировать человека, которого давно нет в живых, – Витиного отца. Тщетно. Пробовали еще – тот же результат. Больше попыток воссоздания фоточеловека мы не предпринимали, к счастью… Но единственный созданный нами человек – ФотоВиктор – ненавидел своего создателя! Это второе печальное открытие, сделанное мною: дублер ненавидит свой оригинал. Ненавидит за то, что ему достался… черный цвет. А оригиналу – белый. Дублер обречен быть несчастным. И он ненавидит своего создателя черной ненавистью, истоки которой – в зазеркалье, в желании, в стремлении занять место оригинала в этой жизни. То есть изначальное стремление уйти от дуальности – к уникальности, неповторимости. Только – шиворот-навыворот. Я думаю, дублер готов пойти на все в достижении этой цели. Он не остановится ни перед чем, он сметет и уничтожит все и всех на своем пути, кто вздумает ему помешать или даже сделает попытку вразумить. Но он не знает, что НЕ МОЖЕТ ЖИТЬ САМОСТОЯТЕЛЬНО. Где бы он ни находился, он связан с оригиналом невидимыми и очень прочными узами. Физическая гибель оригинала неминуемо повлечет за собой в скором времени его собственную гибель! Это очень важно.
– А если наоборот? – живо спросил Федор. – Если погибнет дублер, что станет с оригиналом? Вы говорите, они связаны прочными нитями…
– Хорошо, что вы спросили. Мы завершаем круг, и он становится замкнутым. Ничего не случится с оригиналом. Он останется жить… в черном цвете. До конца дней своих он будет несчастным. Вот так причудливо мешается колода судеб, не нами сданная…
