Машина свалилась в овраг и загорелась. Мне было три года, и
отца я почти не помню. Маме было немногим больше двадцати. Можете себе
представить. Отец был старше неё на шесть лет. Через два года в семье появился
новый мужчина. Ему было уже за тридцать, и он был старше мамы почти на десять
лет. Мой отчим. Нужно сказать, что он мне сразу не понравился. Он был ниже мамы
ростом, какой-то плюгавенький, невзрачный, всегда дурно пахнувший. В мятой
одежде, вечно такой неопрятный. По дому он обычно ходил в нижнем белье, такие
солдатские длинные темно-синие трусы и голубые майки. С тех пор не могу видеть
мужчин в нижнем белье. Меня трясет, когда вспоминаю об этом типе.
Через год мать родила от него близнецов. Ребята были
хорошие, красивые, здоровые. Хотя роды были достаточно тяжелыми. Мне было шесть
лет, и я помогала маме за ними ухаживать. Наш второй «папа» тогда неплохо
зарабатывал, он работал на каком-то складе, а потом даже стал заведующим на
крупной плодоовощной базе. Можете себе представить? В эпоху жуткого дефицита
восьмидесятых он считался достаточно состоятельным человеком. Мы даже имели
свои «Жигули» и по меркам соседей считались почти миллионерами. Даже ездили в
соседние города.
В восемьдесят восьмом ребята пошли в первый класс. Я тогда
перешла в седьмой класс. И тогда мы узнали, что наша мама тяжело больна. Нужно
отдать должное моему отчиму, он очень переживал, показывал её разным врачам,
доставал дефицитные лекарства. Но это наверно был тот самый случай, когда уже
ничего нельзя было сделать. Она была совсем молодой женщиной, ведь она родила
меня в восемнадцать. Она чахла прямо на глазах, и мы все видели, как она
угасает. Она почти не жаловалась, ничего не просила. Только с какой-то жалостью
смотрела на меня. Ведь она понимала, что после её ухода в этом мире не
останется ни одного человека, который будет меня так любить. Через два года она
умерла. Мальчики ещё не совсем понимали, что произошло. Им было по девять лет,
и они плакали только в первый день. А потом отчим отправил их к своей сестре,
чтобы она о них позаботилась. И они остались жить у его сестры.
А я в четырнадцать лет приняла всё хозяйство этого «папочки»
и наш большой дом. У нас был достаточно большой дом, оставшийся маме в
наследство от родителей. Целых четыре комнаты и свой участок. Первое время
отчим вел себя прилично, даже покупал мне какие-то платья, подарки, заботился
обо мне. Но это был уже конец восьмидесятых, начало девяностых. Отчим потерял
работу на своей базе. Да и на базах уже не было ничего, кроме гнилой капусты и
подмерзлой картошки. Он сидел дома, пил и ругался, ругался и пил. Постепенно в
доме не стало ни денег, ни еды. Иногда помогала его сестра, которая приносила
продукты. Он абсолютно опустился, проклинал всех подряд, кому-то грозил.
В девяносто втором я окончила школу. С неплохими отметками.
Я вообще была способной ученицей, так говорили учителя. Но время было тяжелое.
Ни продуктов, ни денег. У нас даже выпускной вечер провели по усеченной
программе. Лимонад, водка, картошка, яблоки, редиска, селедка. Почти ничего не
было. Я вернулась домой и нашла своего «папочку» лежащим на полу. Он перепил и
валялся в собственной блевотине. Можете себе представить? Я ведь пришла со
своего выпускного вечера, «первого бала», так сказать. В своем самом нарядном
платье. Пришла домой в таком настроении. А он лежал на полу и ничего не
соображал. Я проплакала всю ночь. Но его не трогала. И не помогала ему
подняться. Пусть лежит, твердо решила я. Раз выбрал для себя такую скотскую
жизнь.
Сразу после окончания школы я решила поступать на факультет
журналистики, но денег в доме не было. Вообще никаких денег. Я продала мамины
вещи, чтобы добыть денег на продукты, но мой отчим нашел эти деньги и потратил
их на очередную порцию горячительного. Я была в ярости, впервые я подумала, что
могу даже его ударить, ведь я продала мамино обручальное кольцо, чтобы мы могли
продержаться два месяца, пока я буду поступать в институт. Но уже тогда я
понимала, что ничего не выйдет. В это время всё рухнуло и студентам уже не
давали такой стипендии, чтобы они могли прожить на эти деньги. Я понимала, что
мне нужно что-то делать.
Мальчикам, моим братьям, было уже по десять лет, и их тетка
не собиралась возвращать ребят отцу. Она была бездетной, хотя имела мужа,
чиновника, работавшего в исполкоме. И поэтому она решила не возвращать
мальчиков к нам, видя, как её брат спивается. Сейчас я думаю, что это было её
ошибкой. Если бы мальчики оказались рядом с нами, возможно, их отец бросил бы
пить, стал бы вести себя как-то по-другому. Попытался бы устроиться на работу,
обеспечивать семью. Машину к тому времени он уже продал. Но к девяносто третьему
году он уже был опустившийся человек, глубокий старик, у которого было
изрезанное морщинами лицо и мутные глаза. Я однажды посчитала и удивилась, что
ему тогда не было и пятидесяти.
Конечно, я никуда не стала поступать, а устроилась на работу
в местный кооператив. Меня взяли сначала курьером, потом сделали секретарем.
Два месяца я терпела домогательства своего шефа, а потом плюнула и уступила. Он
был достаточно опытным человеком, ему было уже под сорок, а мне только
восемнадцать. И мне это даже понравилось. Нужно сказать, он не был скупым.
Деньги зарабатывал легко и так же легко тратил. Он стал делать мне дорогие
подарки, иногда шутя говорил, что разведется с женой и мы поженимся. Я,
дурочка, ему верила. В доме наконец появились деньги и еда. Деньги я от своего
отчима прятала. Но он каким-то образом находил их. Потом я узнала, что он
продавал наши книги и оставшиеся мамины вещи, даже продал её пальто.
И с моим кооператором все закончилось печально. Его
арестовали через несколько месяцев. За хищение в особо крупных размерах. Ему
дали шесть лет. В городе рассказывали, то он выплатил судье большие деньги,
чтобы сократить свой срок с двенадцати, которые требовал прокурор, до шести.
Наш кооператив закрылся, и я пошла искать работу. К этому времени мой отчим уже
почти не приходил в себя, и я должна была смотреть за ним, убирать, готовить
ему еду.
Фактически мы жили на мои деньги. Я устроилась на работу в
другой кооператив. Там я проработал только три месяца, и он разорился. Тогда я
пошла устраиваться в филиал крупного банка. Меня принял их менеджер, наглый и
самодовольный тип лет двадцати пяти. Уже по его нахальным глазам и мокрым губам
я всё поняла. Но у меня не было выбора. На второй день после моего устройства в
банк он пригласил меня на ужин, и я стала его любовницей. Он мне был физически
противен, но я его терпела. А потом появился руководитель нашего банка из
Москвы. Ему было тридцать семь, он был красивый, умный, перспективный. Я знала,
что он приезжает, и постаралась сделать все, чтобы попасть ему на глаза. Надела
лучшее платье, сделала прическу, успела заскочить в парикмахерскую. Он обратил
на меня внимание.
И в этот вечер я была с ним. Это был совсем другой уровень
отношений. Он снимал люкс в местной гостинице. Три дня пролетели как счастливый
сон. И к концу третьего дня он предложил мне поехать с ним в Москву. Я не
колебалась ни секунды, хотя прекрасно понимала, что не имею права никуда
уезжать. Мой отчим был в ужасном состоянии. Но я считала, что это мой
единственный шанс вырваться в Москву, стать независимой, самостоятельной. Не
забывайте, что мне не было ещё и девятнадцати лет.
